Конец партии: Воспламенение (СИ)

Пожалуй, с пятой попытки, но мне все-таки удалось прикурить и затянуться. Антуан шумно принюхался и чихнул.

- Фу, ну и вонь.

- Не нравится - не нюхай, - я уже сообразила, что с этим парнем можно не церемониться, и, чувствуя, как в легкие дозированными порциями поступает блаженство, прислонилась к стене. С каждой затяжкой бившая меня мелкая дрожь таяла.

- Впервые такое вижу, - признался Антуан, понаблюдав за мной с минуту. - Это у вас в Польше так принято?

- Ага, - кивнула я. Рыдать и биться в истерике мне уже не хотелось, но в миллионы раз усилилась потребность поговорить хоть с кем-нибудь. - Так ты, получается, друг Робеспьера?

- Ну да, - я напрягла слух, стараясь уловить в голосе Антуана хотя бы следы ноток, которые могли бы его выдать, но мне не удалось услышать ничего двусмысленного. - Странно, что он тебе не рассказал.

- Он мне мало рассказывает, - отмахнулась я. - И давно вы знакомы?

- Вообще, не очень. Лично я его увидел… э… с год назад, наверное. Когда меня избрали в Конвент.

- Вау, - я покосилась на Антуана с уважением; до сих пор ничего в облике этого парня не говорило мне о том, что он - депутат парламента. - Да ты к успеху пришел, я вижу. Сколько тебе лет?

- Ну и вопросы пошли, - он снова рассмеялся, и было физически невозможно хотя бы не улыбнуться в ответ. - Ну, предположим, я уже четверть века топчусь на этой земле, а что?

- Ты всегда так сложно выражаешься?

- На самом деле, нет, - не переставая расточать вокруг себя лучи обаяния, он приблизился ко мне на полшага. - Только когда я на трибуне. Или хочу произвести впечатление.

- О-о-о-о, - протянула я со смешком; черт возьми, да я забыла напрочь в тот момент, что торчу в Париже двухсотлетней давности, настолько знакомой казалась мне эта сцена, - а я даже и не поняла, что на меня тут впечатление производят.

- Я еще даже не начал, - его глаза искрились не хуже того предмета, от которого я прикуривала. Пожалуй, если бы я напрягла немного мозг, то вспомнила бы даже название этой штуковины, но на тот момент у меня и без того было чем себя занять.

- Ой, кажется, я уже начинаю бояться.

- Не стоит, - хищно ответил Антуан. - Лучше просто получай удовольствие.

Думаю, разговор об удовольствии мог бы быть весьма плодотворным и приятным для обеих сторон, но тут из дома послышался резкий окрик мадам Дюпле:

- Антуан! Натали! У вас там все в порядке?

Антуан закатил глаза и отстранился от меня - я только в этот момент заметила, что наши лица к тому моменту разделяло уже ничтожно малое расстояние. Сигарета все еще тлела в моих пальцах, но, того, что от нее осталось, не хватило бы даже на одну затяжку, и я, наклонившись, потушила окурок о землю.

- Похоже, здесь нам не дадут нормально поговорить, - вздохнула я с якобы грустной улыбкой. Антуан живо схватил подкинутый намек:

- Можно продолжить разговор завтра.

- Без проблем, - легко согласилась я. - Когда встретимся?

- Приходи в Конвент, - предложил Антуан, галантно распахивая передо мной дверь. - Заодно послушаешь, как я выступаю. А потом решим, куда можно податься.

Похоже, от посещения заседания мне было не отвертеться. Но я неожиданно для себя ощутила непреодолимую тягу прийти туда.

 

Манеж Тюильри был залит солнечным светом, но теплее от этого не становилось: в помещении царил жуткий холод, рассевшиеся на скамьях депутаты были похожи на нахохлившихся воробьев и зябко кутались в плащи и пальто. Поминутно в зале раздавался чей-то надсадный кашель, и за ним выступающего с трибуны было почти не слышно. Я заняла козырное место на галерке, откуда мне открывался отличный вид и на зал, и на кафедру. Рядом со мной сидела компания девушек, самой младшей из которой еще и шестнадцати на вид не исполнилось. Они о чем-то оживленно перешептывались и хихикали, то и дело бросая в зал игривые взгляды, и это отвлекало еще больше, так что я так и не смогла толком уяснить, о чем вещал с кафедры незнакомый мне депутат. Хотелось обернуться к девицам и шикнуть на них, чтобы они вели себя потише, но я и так сделалась объектом их величайшей неприязни, когда пристроилась рядом, подвинув крайнюю из них на целых десять сантиметров, и нарываться на ссору я побоялась: во-первых, их было банально больше, во-вторых, в руках у некоторых из них я заметила спицы. Зачем нести в парламент вязание, для меня осталось тайной за семью печатями, но я решила на проверять, насколько остро эти спицы наточены. Пришлось напрячь слух, но это мне так ничего и не дало, потому что в этот момент депутат спустился с трибуны, и в зале воцарился оживленный гул.

Взглядом я нашла Робеспьера - он сидел на одном из верхних рядов и, стоило оратору замолкнуть, принялся писать что-то в маленьком блокноте. Не уверена, заметил ли он вообще мое присутствие в зале. Зато Огюстен, встретившись со мной взглядом, приветливо махнул мне рукой. Я вспомнила, что моя зажигалка до сих пор лежит у него, и надо бы придумать какой-нибудь благовидный предлог, чтобы забрать ее обратно.