Конец партии: Воспламенение (СИ)

Толпа людей, человек, наверное, в двадцать-тридцать, сгрудилась вокруг наглухо запертой двери какой-то лавчонки и усиленно старалась высадить ее, сопровождая каждый удар оглушительными воплями:

- Открывай, сволочь!

- Дай нам хлеба!

Дверь затрещала, но выдержала. Я хотела быстро пройти мимо, но замерла на месте, поняв, что видом своим могу привлечь внимание обезумевших людей, и последствия этого могут быть самыми печальными. Тем временем какая-то бабища, исступленно колотя чем-то увесистым в окно лавки, завизжала, как свинья:

- Этот ублюдок говорит, что хлеба нет, а сам продает его из-под прилавка! Я сама видела, как у него покупают хлеб какие-то аристократы!

Все это звучало так бредово, что впору было рассмеяться, но уже спустя секунду мне стало не до смеха, ибо дверь все-таки слетела с петель. Краем глаза я увидела, что на тротуаре остановилось еще несколько прохожих, но никто не торопился звать на помощь или бежать за ментами. Даже напротив, кто-то закричал толпе нечто одобрительное.

- Теперь ты нам ответишь! - заорала та баба, что колотила в стекло, и первая ринулась в освободившийся проход. Не веря своим глазам, я наблюдала, как из лавки выволакивают - за ноги, за руки и даже за волосы, - ее хозяина: бледного, истошно орущего, умоляющего отпустить его мужчину. Следом выбежала какая-то женщина, с криком попыталась отбить его у толпы, но ее отшвырнули в сторону.

- Вздернуть его! - завопил кто-то, и остальные поддержали его дружным гулом. Откуда-то разом появилась веревка, и кто-то самый ловкий принялся взбираться на фонарный столб. Петлю тем временем накинули несчастному лавочнику на шею, он захрипел что-то невнятное, пытаясь отбиться из последних сил, и все это было до того кошмарно, до того напомнило увиденную мною когда-то похожую сцену, что я не выдержала - развернулась и, не помня себя от страха, бросилась обратно на улицу Сент-Оноре. Бежала я со всех ног, хотя никто и не думал гнаться за мной, а от воспоминаний, липких и холодных, все равно было не скрыться нипочем.

Нора заулыбалась, увидев меня на пороге.

- О, ты и правда быстро. Ну что, будешь кофе?

- Б-б-буду, - у меня зуб на зуб не попадал. Элеонора глянула на меня с беспокойством:

- С тобой все в порядке?

Я хотела ответить “да”, но вместо этого из горла вырвались судорожные рыдания. Обхватив себя за локти, будто пытаясь отгородиться от чего-то, я осела на подвернувшийся стул и дала волю слезам.

- Натали, - как сквозь пелену я чувствовала, что Нора оказывается возле меня, осторожно берет за руки, - что случилось? Ну, скажи?

- Я хочу домой, - прошептала я, глотая слезы. Наверное, никогда до этого я представить не могла, как это страшно - оказаться безжалостно отрезанной от своего дома, от близких, от целого мира, который был мне родным и привычным. Хоть я и старалась не пускать в свой разум мысль о том, что никогда больше, наверное, не увижу ни Андрея, ни маму, ни подруг, но она все равно умудрилась просочиться каким-то образом, и теперь надувалась в груди, как огромный шар, мешая дышать.

- Бедная, - Элеонора бережно обняла меня за плечи, но я, оказавшись тесно прижатой к чужой груди, только заревела еще пуще, - ладно уж, плачь, легче станет…

Это было похоже на какое-то помешательство. Я, кажется, даже вырваться пыталась, но Нора держала меня неожиданно крепко и только тихо, размеренно поглаживала по волосам. Не знаю, сколько это продолжалось, но истерика моя кончилась так же внезапно, как и началась. Просто в один момент я ощутила, что слез у меня больше не осталось, а рыдания стали какими-то натужными и спустя минуту затихли вовсе сами собой. Чувствуя, что лицо будто какая-то пленка стянула, я подняла глаза на Нору: все слегка расплывалось, но я видела, что она улыбается.

- Лучше стало?

- Угу, - пробормотала я, отстраняясь. Напоследок ласково коснувшись моего лица, Элеонора выпрямилась.

- Тебе сейчас лучше воды попить. Я принесу…

- Я с тобой, - я тут же поднялась со стула. Оставаться в одиночестве мне не хотелось совсем.

В общем, до вечера я от Норы не отходила, но ее, кажется, это вовсе не напрягало. Она оказалась чрезвычайно словоохотливой и, не делая на пустом месте секретов, рассказала мне все, что знала об обитателях дома.

- Шарлотту я не люблю, - призналась она, тщательно протирая чайные чашки из сервиза. Я стояла тут же, моим полем деятельности были блюдца. - Она такая язва, ужас просто.

- Я заметила, - бросила я, вспомнив вчерашний диалог про тетушку Пше-пше.

- И вечно нас в чем-то подозревает, - пожаловалась Нора. - Как будто Максиму у нас плохо, или мы его тут силком держим… а это не так, он остался, потому что сам захотел. И он знает, что здесь его все любят…

- Особенно ты, - не удержалась я. Щеки Элеоноры тут же вспыхнули алым.

- Это так заметно? - тихо спросила она, опуская взгляд. Я попыталась перевести все в шутку, но вышло как-то не очень:

- Ну, ты так меня расчленила взглядом при встрече… тут уж только слепой не заметит.