Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Не надо, - испугалась я и заставила себя сделать несколько шагов. В спину мне донесся тревожный шепот: женщины вслух гадали, кто я такая и в чем меня обвиняют. О том же напряженно размышляла и я, пока меня вели по извилистым коридорам Консьержери в маленький, сырой кабинет, где, помимо узкого окна, располагались лишь покосившиеся деревянные стол и два стула, один из которых был уже занят - самым, пожалуй, жутким человеком, которого мне доводилось встречать в своей жизни. Лицо у него было какое-то смазанное, из тех, которые трудно выделить в толпе, но во всем облике то и дело прорезалось нечто звериное: и цепкий, голодный взгляд хищника, поймавшего жертву, и короткая улыбка-оскал, предназначавшаяся мне, но служившая отнюдь не ободрением, а, скорее, наоборот.

- Садитесь, гражданка.

Почти теряя сознание от страха, я осторожно опустилась на второй стул. Мужчина испытующе оглядел меня, словно примериваясь, сколько можно из меня вытащить внутренностей, прежде чем я умру. На лице его вновь появилась улыбка, и я ощутила, что мелко дрожу.

- Неразумно было называть свое настоящее имя, - голос у него оказался глухой и какой-то мертвый, - оно вас выдало с головой. Откуда вы? Где родились?

- В Витебске, - казалось бы, из его слов можно было сделать вывод, что лучше попытаться что-то соврать, а не говорить правду, но в критический момент фантазия отказала мне. Мужчина нахмурился. Кажется, я только что разбила какую-то выстроенную им версию.

- Полячка?

- Э-э-э, - я была немного озадачена, с каких пор Витебск стал Польшей, но решила не уточнять, - ну, можно сказать и так…

- Сколько вам лет? - спросил он отрешенно, явно думая о другом.

- Двадцать, - честно ответила я, не поддавшись искушению добавить себе полгода. Впрочем, мой возраст занимал мужчину весьма мало - порывшись в кармане, он выложил на стол мой многострадальный айфон, слабо и беспомощно мигавший, возвещая о том, что зарядка на исходе. Телефону я обрадовалась, как родному брату, и тут же вцепилась в него обеими руками, разве что не поцеловала, решив, что это слишком.

- Откуда это? - отрывисто спросил мужчина. - Где взяли? Почему на нем английские надписи?

От обилия вопросов я растерялась, не зная, на какой отвечать, и решила начать с того, который казался мне наиболее легким:

- Купила…

- Купила? - фыркнул мужчина. - Никогда не видел, чтобы в Париже продавались подобные вещи.

- Так я и не в Пари…

- Единственное место, где вы могли приобрести эту вещь - черный рынок, но и там нет ничего подобного, - мужчина неумолимо продолжал давить, поталкивая меня к какому-то ответу, который был ему необходим. - Вам его отдали те, на кого вы работаете?

На последнем вопросе я чуть не проглотила язык. Господи, да к чему меня хотят приплести?

- Вы… вы о чем? - слабо спросила я, сражаясь с желанием снова расплакаться. Мужчина посмотрел на меня торжествующе, мол, оправдывайся сколько влезет, я-то давно уже тебя разгадал.

- Шпионаж, гражданка - тяжкое преступление. Не думаю, что вы об этом не знали, но все равно на него пошли.

Все, что я могла - лишь беспомощно хватать ртом воздух в тщетной попытке исторгнуть из себя хоть одно слово. Получилось плохо, к тому же, меня сразу прервали.

- Послушайте, месье…

- Ага! - его глаза сверкнули. - Вы еще и аристократка?

От нелепости и абсурдности происходящего я почти впала в отчаяние. Я каким-то образом угодила в девяносто третий год (даже век забыла уточнить), меня сразу же схватили, решив, что я воровка, а теперь обвиняют в том, что я - какое-то воплощение Джеймса Бонда, только в женском обличье, и говорят со мной таким тоном, будто уже знают, что мое дело решенное. Тут же я вспомнила, что человек из канцелярии говорил про гильотину, и ощутила, как к горлу вновь подступает вязкий и горячий ком.

Мужчина, поглядев на меня, поморщился.

- Не надо меня слезами заливать. Все равно это не…

Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы закатить самую настоящую истерику, но тут дверь кабинета открылась, и у меня вместо рыданий вырвалось лишь какое-то придавленное “а-а-а”.

- Я же говорил, - мужчина раздраженно глянул на вошедшего, - я занят…

- Я знаю, гражданин обвинитель, - заговорил тот с виноватым видом, - но приехал Неподкупный и хочет вас видеть…

Я с удивлением наблюдала, как от звука этого необычного прозвища в лице мужчины произошла разительная перемена: самодовольное, сытое выражение в секунду сменилось напряженно-опасливым, будто он увидел на своем пути раскрытые зубья капкана и осторожно, на цыпочках, боясь потерять равновесие, их обходит.

- И принес же его черт, - процедил обвинитель сквозь зубы и поднялся со стула. - Заберите у нее улику и отведите обратно в камеру. Тут уже дело ясное.

- Под трибунал? - почти благоговейно спросил у него служащий. Обвинитель чуть поморщился, как от вспышки внезапной зубной боли.

- Через три дня. Тянуть не будем.

До меня секунды две доходило, что значат эти его слова, а потом во мне будто что-то переклинило, и я завопила не своим голосом, подскакивая на ноги:

- Но вы не можете! Я ничего не сделала!