Конец осиного гнезда

— Шесть человек и два фашиста, — уточнил Фома Филимоныч.

— А груз?

Я пояснил, что, кроме оружия, мешка с документами и личных вещей, мы ничего не имеем. Удовлетворенный ответом, пилот выразил желание осмотреть наш «аэродром» и попросил для этой цели провожатого.

Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли партизаны и два бойца, вооруженные пулеметами.

Я улегся на траву, под крыло самолета. Моему примеру последовали остальные.

— Как дела на нашей стороне? — поинтересовался Логачев.

— Обстановка напряженная, — сказал майор. — Внимание всех приковано к Орловско-Курской дуге. Враги стягивают туда очень много сил. Трудно будет, но и там фашисты будут биты.

— Русский человек все трудности одолеет. Важно, что матушка Москва устояла, — сказал Фома Филимоныч.

— А вы москвич? — спросил его Петрунин.

— Ну что ты! Какой там москвич!

— А бывали в Москве?

— Отродясь и в глаза не видал. Может быть, теперь доведется взглянуть.

— Теперь безусловно удастся, — заверил его Петрунин.

— А что слышно насчет партизан? — спросил кто-то.

Майор рассказал, что партизанское движение стало всенародным и слава о нем гремит на весь мир. На борьбу с захватчиками поднимаются всё новые и новые силы. В тылу у немцев есть целые районы, где восстановлена советская власть.

Он назвал много фамилий: Дука, Ковпак, Ромашин, Емлютин, Бондаренко, Федоров, Сабуров. Эти люди показали себя талантливыми организаторами, блестящими командирами, бесстрашно ведущими за собой боевые отряды мужественных партизан. Их имена знает теперь вся Советская страна.

Беседу нашу нарушил вернувшийся с поляны пилот:

— Товарищи, пора грузиться!

Мы быстро и молча поднялись.

— А как же я? — растерянно спросил Ветров. — Через пять минут у меня сеанс.

— Может быть, отставим передачу? — предложил майор Петрунин.

Я не хотел отменять сеанса, чтобы не возбудить беспокойства на Большой земле.

— Быстро и коротко передай, что все в порядке и через несколько минут будем в воздухе, — сказал я Ветрову и вместе с партизанами и Филимонычем направился в лес за Гюбертом.

Если до прибытия нашего самолета у Гюберта и могли возникнуть какие-нибудь надежды на спасение, то теперь и ему было ясно, что уйти из наших рук не удастся. Гюберт отказался встать на ноги и итти к самолету. Приказание подняться ему повторили несколько раз, но оно не возымело действия.

— У моего начальника, видать, заскок приключился, — насмешливо сказал Филимоныч и постукал себя пальцем по лбу. — Его просят по-хорошему: пожалуйте, дескать, в самолет, а он ломается.

— Убивайте на месте!.. — задыхаясь от бессильной злобы, проговорил Гюберт. — Никуда не пойду!

— Пойдешь, господин хороший! — сказал Филимоныч. — А не пойдешь, так волоком потянем.

Подошел рослый партизан. Узнав, в чем дело, он без посторонней помощи взвалил Гюберта себе на плечо и, не обращая внимания на его сопротивление, потащил к самолету.

Похитун стоял не двигаясь.

— Эй, как вас там! Господин на тонких ножках! — крикнул ему пожилой партизан. — Вам особое приглашение?

Похитун направился к самолету.

В самолете Гюберт, видимо, одумался, стал вести себя благоразумнее. Его вместе с Похитуном усадили впереди.

— Все в сборе? — спросил пилот.

— Все.

— Залезайте!

Начали прощаться с партизанами. И пробыли-то вместе всего несколько часов, а прощались, как давние знакомые, как друзья.

Мы садились в самолет. Партизаны бежали к лошадям.

— Руку дайте! Не влезу, — раздался внизу голос Ветрова.

Очутившись уже в самолете, Сережа вынул из-за пазухи белку и передал ее Тане. Зверек вспрыгнул на плечо девушки и, не обращая никакого внимания на присутствующих, начал деловито отряхиваться и приглаживать свою взъерошенную шубку.

— Скажи пожалуйста! — удивился пилот. — Впервые вожу такого пассажира!

На лице Гюберта, наблюдавшего эту сцену, я заметил ироническую улыбку. Встретившись со мной взглядом, он сощурил глаза, а затем закрыл их, делая вид, будто дремлет.

Взревели моторы, заколебался и вздрогнул самолет. Белка в испуге юркнула Тане под платок. Самолет вырулил к краю поляны, развернулся, замер на несколько секунд на старте, потом закачался и стремительно понесся вперед, оставив позади себя костры и «аэродром».

У Филимоныча и у Тани вид был возбужденный — они впервые поднялись в воздух. Старик оглядывал внутренность самолета, ощупывал рукой прочность сидений, осторожно нажимал ногой на пол.

Рядом со мной сидел Березкин; он с грустным лицом смотрел в одну точку и о чем-то сосредоточенно думал.

— Что загрустил? — крикнул я ему на ухо.

Он немного помедлил с ответом, потом сказал:

— Что-то теперь делать будем?

Состояние Березкина мне было понятно. Время действительно пробежало очень быстро. Кажется, совсем недавно, всего лишь несколько дней назад, я покинул Москву и вот теперь уже возвращаюсь обратно.

…На востоке начали показываться розовые полоски рассвета. Приближались к Москве. Высота, на которой мы шли, достигала четырех тысяч метров, но теперь самолет начал снижаться. Когда стрелка показала шестьсот метров, мы увидели внизу огни ракет.

Москва!