Вздрагивая от каждого шороха, Ольга пробежала несколько улиц и выбралась на Советскую. Здесь было светло от множества фонарей и витрин магазинов. Пустынная в этот поздний час, улица была красивее, чем днем. Ольга уже не чувствовала грусти, с какой ушла от Ивана Ивановича. Сейчас ей верилось, что все будет хорошо — старик, конечно, выздоровеет. Выздоровеет и Шайтан и опять станет бегать по чужим дворам. И ей, Ольге, тоже будет хорошо. Уже завтра, потому что завтра она снова увидит Куняева. Всем, всем будет хорошо…
Ольга думала так и мысленно каждому, кто встречался ей по пути желала спокойной ночи, счастливой жизни — и сонным дворникам, лениво шаркающим сухими метлами, и скучающим сторожам, запертым за дверями магазинов, и редким милиционерам, и пугливым парочкам, прячущимся в темноте подъездов, и случайным прохожим.
Наконец она вбежала к себе в парадное и увидела Куняева.
— Ты зачем здесь? — удивилась она.
— Тебя жду. Теперь-то в самом деле в сосульку превратился.
Он обнял ее, поцеловал.
— Спать надо, спать, — строго сказала она, легко взбежала по лестнице, открыла дверь и долго стояла в темной прихожей, прислушиваясь к стуку сердца.
Заспанная соседка выглянула из своей комнаты, недовольным голосом сообщила, что сегодня несколько раз приходил какой-то странный человек, настойчиво спрашивал Ольгу Леонидовну.
— Ничего, завтра зайдет, — беспечно ответила Ольга, прошла к себе и сразу забыла и о соседке и о ее сообщении.
Она зажгла свет, бросила на стул пальто и услышала, как что-то ударилось об оконное стекло. Внизу, задрав голову, стоял Куняев. Ольга распахнула окно, легла животом на подоконник, свесилась наружу и погрозила ему кулаком:
— Не хулигань, в милицию заберут…
Он ушел. Ольге не было холодно, спать не хотелось. Она подобрала колени, села на подоконник, стала смотреть на пустынную улицу.
Стук во входную дверь нарушил ее мысли. Ольга испуганно соскочила с подоконника и неожиданно рассердилась на неведомого ночного посетителя. Она прошла в прихожую, дождалась, когда снова постучали, и недовольно спросила:
— Кого нужно?
Усталый мужской голос вежливо осведомился, не вернулась ли Ольга Леонидовна.
— Ведь уже ночь, зашли бы завтра, — ворчливо сказала Ольга, недоумевая, кому потребовалась она в этот поздний час. И сейчас же вспомнила слова соседки о странном человеке, спрашивавшем ее сегодня. Вспомнила и испугалась, сама не зная чего.
— Это я, — дрогнувшим голосом проговорила она, — чего вам надо?
Человек за дверью молчал. Молчала и Ольга, немея от непонятного страха. Наконец он сказал хриплым, показавшимся Ольге знакомым голосом:
— Откройте, не бойтесь…
Дрожащими пальцами, не понимая своего волнения, Ольга пыталась и никак не могла повернуть ключ. Наконец замок щелкнул, она распахнула дверь. Свет из прихожей осветил лестничную площадку, и Ольга, увидев лицо человека, стоявшего перед ней, отшатнулась.
Это был ее отец.
Только утром, пробудившись от беспокойного сна, Ольга наконец осознала, что произошло. Открыв глаза, она долго смотрела на выцветший коврик, который висел над ее кроватью еще в старой квартире. И этот коврик, где серый волк подбирался к красной шапочке, и ровное дыхание отца, и кисловатый запах табака пробудили в ней забытые воспоминания. Так и в детстве, просыпаясь, она слушала шелест входящего в комнату рассвета, разглядывала огромного волка, оскалившего страшную свою пасть, вдыхала аромат не выветрившегося за ночь папиросного дыма.
Ольга повернула голову, посмотрела на отца. Он спал на раскладушке, которая с трудом умещалась в комнате. Эту раскладушку Ольга одолжила ночью у соседки, сконфуженной тем, что не понравившийся ей странный человек оказался отцом Ольги. Раскладушка была коротка, коротко было и одеяло, из-под которого торчала голая желтая ступня отца с красной, натертой пяткой. Ольга протянула руку, осторожно прикрыла ногу простыней. Отец шевельнулся, но не проснулся.
В прихожей стукнула дверь — это соседка ушла на работу. Ольга встала и, вздрагивая от визга половиц, пробралась на кухню. Она умылась до пояса холодной водой, поеживаясь от теплого озноба. Не найдя тряпку, которая всегда куда-то исчезала, Ольга вытерла лужу на полу газетой, зажгла коптящую, поющую на разные голоса керосинку и почистила картошку.
Сегодня ей можно было не спешить. Сегодня у нее уроки только во второй смене, поэтому двигалась она неторопливо, наслаждаясь тишиной и радостным волнением от сознания, что рядом в комнате спит отец. Ее отец!
Праздничное ощущение тихой радости, покоя, торжественности жило всюду — и в ней самой, и на улице, где из-за низких туч неожиданно брызнуло солнце, и в пустой, ставшей чем-то новой квартире, и в знакомых, надоевших вещах.
Отец все еще спал. Ольга боком обошла раскладушку, присела на стул, с трудом втиснутый вчера между шкафом и стеной. Сидеть ей было неудобно — угол шкафа больно упирался в коленку. Выгнув онемевшую спину, Ольга вглядывалась в лицо отца.