Конец "черной тропы"

— Кто же так, с ходу-то,— аппетитно откусила душистого хлеба и запила молоком Мария.— Говорю, нечего меня провожать.

— А он? — аж взвизгнула от нетерпения Варвара.

— Вовсе прилип. Какая вы, шепчет, необыкновенная, и голос у вас девичий. А я ему: такая уж есть. И прошлась вперед, бедром вильнула,— Мария показала, как она это сделала.

— Ой, здорово, Маша! Он, поди, ошалел?

— Он-то не знаю, а я вроде как влюбилась. Интересный мужчина, складный, глаза чистые, влюбчивые.

— Ну и давай... чего там. Не бойся.

— Да я и не боюсь,— заговорщически шепнула, склонившись к Варваре, Мария и доверительно поделилась: — Мне бы о нем поразузнать," кто он, есть ли жена и где она. Такой не должен бы бегать, работа у него — ой-ей-ей. Да вроде не трепач, но прощупать его надо, откуда сам, какой характер, что любит, а чего нет.

— Глянуть бы на него,— размечталась чувствительная Варвара.— А сколько ему лет-то? Не о старом вроде говоришь.

— Вот бы и узнать мне, сколько ему годов. За тридцать пять, думаю.

— Так он младше тебя?

— По-твоему, это плохо?

— Да нет,— повела плечами Варвара.— Плохо, когда никого нет. Тебе это не грозит.

— Он живет через два дома от тебя, вчера поселился у тетки, у которой сын утонул.

— У Степаниды? — без особого удивления уточнила Варвара.— Зайду к ней по-соседски завтра, посмотрю, поспрашиваю.

— У меня, может, нынче вечером с ним встреча, надо же знать, обнадеживать его или как.

— Узнаю все, Маша, вплоть до того, храпит ли он ночью, а то от моего мужика хоть беги.

— Ой, Варя, расчувствовалась я, заболталась. Давай-ка посуду под молоко,— заторопилась гостья.— В полшестого вечера я забегу. Побольше, понастырней мне все узнай, как для себя. Ладно?

Базар Мария любила. Здесь, можно сказать, и выросла. Без него ей чего-то не хватало. Как бы главного — ощущения присутствия всего города, где можно и на людей посмотреть, и себя показать, и услышать разные новости, узнать, чем довольны и чем расстроены горожане, встретить нужных ей людей и самой оказаться полезной кому надо. Сейчас для Артистки это было особенно важно.

Она знала базар с детства. Бывало, чуть свет шла занять место за дощатым прилавком, куда потом являлась и мать с рассадой ли, с первой ли черешней, с молодыми малосольными огурчиками — всем тем, что давали свой огород и фруктовый сад.

Былое отцовское хозяйство было разделено между шестью сыновьями. Выйдя замуж, Мария получила от братьев денежную долю наследства, по девичьей наивности возмечтав вскорости самой разбогатеть на мужнином доходном ремесле. Ее Микола унаследовал от отца несложное производство глиняных, крытых глазурью игрушек — свистулек, о чем мать ее, бывало, говорила с почтением, похваливая будущего зятя: «Золотые руки у парня, приработок имеет, всегда лишняя копейка в доме, с ним не пропадешь, глины на его век хватит». Но не учла будущая теща ленивости зятя, который не только сам редко ходил за глиной, но и принесенную соседским мальчишкой Костей месил без охоты, да и то после тройного напоминания жены.

Микола работал грузчиком на хлебозаводе в три смены, от свистулечного промысла начал отходить, расчета не видел. Марии и самой надоело торговать «самодельным уродством», но это занятие позволяло ей в любое время торчать на рынке не с пустыми руками. Главное же дело хранилось в тайне, и каждый день поручалось новое. А сегодня — небывало новое.

После ареста в Луцке подручных краевого проводника Мария приняла меры, чтобы уберечь своих людей, кого знали арестованные и могли выдать. Всех предупредили, и они на время исчезли. За жильем скрывшихся она установила присмотр. И вот вчера вечером буренка Хивря принесла в ошейнике с колокольчиком записку, в которой сообщалось, что квартира врачихи Моргун на Котовского, Дом 8, «занята».

Без труда Артистка определила, кто выдал врачиху, снабжавшую оуновцев лекарствами. О Моргун знал арестованный Дорошенко. Он сегодня должен был взять у нее приготовленную коробку и передать на рынке в два часа Дня связному Ложке. Следовало думать, Дорошенко выдал эту явку, и чекисты не упустят такой возможности.

Ради этого дела и торчала на рынке Мария, держа подле себя верного посыльного Костю, совсем отбившегося от родного дома. Правда, родители его и не возражали — пусть кормится и трудную пору возле соседки, коли ей помощник нужен.

После полудня Артистка оставила мальчишку с товаром, а сама пошла по толкучке, беспечная, с веселыми смеющимися глазками, которые умели все видеть словно бы вторым зрением, сортируя встречных на людей обыкновенных, базарных и залетных, требующих к себе особого внимания. Их она накрепко примечала.

Нет, Ложка не болтался по толкучке. Не появлялся он и возле ларьков, среди овощных рядов. Не заметить его было невозможно: рослый, большеголовый, с одутловатым лицом.