– И когда мне предстоит узнать о твоих тайных связях с мафией? – сказал Чиччо.
– Ты понял, что я имел в виду. – Он не злился. Он не собирался злиться. Просто стал слишком разговорчив.
Энцо оглядел множественные заломы нечищеных ботинок мальчика. У него было одно желание – проникнуть в его мечты и внести в них коррективы.
– Считаешь меня кротом федералов?
– Что ты хочешь знать?
Чиччо заговорил тоном инквизитора:
– Какое твое настоящее имя,
Они стояли у металлического мусорного бака, бросали туда скорлупу и вдыхали запах зловонных бактерий.
– Маццоне, – сказал Энцо, потому что другого ответа не придумал. – А твое?
Кусок скорлупы застрял в позорных усах Чиччо.
– Мне здесь надоело. Почему мы вечно загодя всюду являемся? Этот парень меня раздавит. Зачем я тебе говорю? Ты будешь смеяться.
Ему нравилось слушать Чиччо. Хотелось, чтобы он рассказывал больше. Он теперь лучше умел слушать.
Поезда подъезжали к полудюжине вокзальных платформ с грохотом многотонной стальной машины по металлу рельсов. Скрежет тормозов оглушал.
Он не прихватил с собой шарф. Он не узнает отца. Через пять минут после прибытия поезда они с мальчиком разделились и приступили к поискам пожилого растерянного иностранца, наверняка нарядившегося для поездки. Энцо быстро шел по платформе. Поезд, на котором должен был приехать отец, уже ушел, его место занял следующий.
Он уже пожалел, что на нем нет шарфа. Старая негритянка и молодой негр в пасторском воротничке вели дюжину молчаливых цветных детей.
Энцо походил по пустеющей платформе, проверил санузел и билетную кассу. Снял шляпу и пригладил волосы. Потом опять ее надел.
Через мгновение перед ним вырос мальчик, держа под руку джентльмена ростом не больше гнома, в костюме с гвоздикой в петлице. К сожалению, это был не его отец. Тот должен быть намного выше. Мальчик развлекал его играми.
– Он тоже выглядит потерянным, но рост другой, – сказал Чиччо.
Мужчина окинул Энцо взглядом с головы до ног.
Чиччо держал в руке его чемодан.
– Прекрати, Чиччо, не стоит смущать людей. Отстань от этого господина.
– Я велел тебе надеть шарф, – произнес мужчина на его родном диалекте итальянского.
– Что он сказал? – спросил мальчик.
Мужчина освободился от рук Чиччо и поцеловал Энцо в губы.
Тикают часы, и пахнет табаком. Бутановый аромат открытой зажигалки. В последний раз его целовала в губы проститутка летом 1950-го. Это он позволил себе лишь однажды. Позже пожалел о тратах.
Лицо старика было в заломах морщин, что обычно для стариков, обманчивая жесткость и суровость присутствовали еще во времена юности Энцо. Это казалось хитроумной маскировкой – нарастить жир, который со временем превратил поверхность лица в груду мясистых комочков, сделал похожим на каменную стену, из швов которой вымылся известковый раствор.
– О, Винченцо, – заботливым голосом произнес он, – как же давно я тебя не видел.
Энцо показалось, что все огни на станции разом потускнели и ярко вспыхнули вновь, будто тень смерти пронеслась перед глазами.
– Привет, па, – сказал он.
– О чем вы говорите? – спросил мальчик.
Отец Энцо оставил его лицо и повернулся к мальчику.
– Маццоне Франческо, – произнес он, призывая его склонить голову для поцелуя в щеку. – Меня тоже зовут Маццоне Франческо.