Компас

Дениса обобрали и прогнали вон. Артем попытался вставить слово, но понял, что это бесполезно. Его запихали в дребезжащую машину, привезли в промзону и вытолкнули в комнату, где стоял продавленный диван с подозрительными пятнами. Дверь закрылась; уговоры на похитителей не действовали, и Артему оставалось ждать, что Филипп Макарович хватится в Москве посланца и напряжет местные кадры. Каждый звук за дверью пугал узника, и он принужденно надеялся, что его похитили вменяемые бандиты, а не садисты.

В страшном напряжении чувств он находился до следующего вечера, когда за дверью раздались голоса. У Артема упало сердце, и на пороге возник человечек, чей убогий вид явно диссонировал с повадками начальника. Оказалось, что это Юрий Николаевич собственной персоной, явившийся лично исправить косяк разыгравшихся земляков.

Арестанта освободили и обласкали, а Юрий Николаевич едва не шаркал ножкой. Артем хотел одного — скорее на самолет и домой. Разговаривать с Денисом ему было не о чем, и он машинально принял от Юрия Николаевича данные химика, о котором уже начисто забыл: стресс вытеснил из его головы командировочную программу. Тюремщики превратились в предупредительную свиту. Они отвезли Артема в гостиницу, дождались, когда он приведет себя в порядок, и повезли на аэродром.

Они так лебезили, что Артем вспомнил про служебные обязанности.

— Отвезите по этому адресу, — велел он, и его доставили в подъезд пятиэтажки, где пахло гнилыми овощами.

На звонок открыл бородатый хмырь с отсутствующими глазами и в маминой вязаной жилетке. Одного взгляда хватило Артему, чтобы поверить в гениальность этого экзотического чудика.

Представившись, Артем в двух словах рассказал Владиславу, что вынужден покинуть город по обстоятельствам, которые от него не зависят. Это был тест: он проверял, передал ли Денис его поручение, и облегченно вздохнул, когда Владислав не удивился.

— Знаете, нетривиальная задача, — сказал гений и почесался. — Но я понимаю, пятьсот долларов — очень большая сумма… сделаю, что могу. У меня есть задумки, тут простая комбинация, раньше бы по всем ГОСТам зарубили, но сейчас к экологии упрощенные требования.

Артем записал ему свой московский телефон, попутно отмечая, что до Владислава дошла не вся оговоренная сумма и что неудавшийся представитель забрал себе добрую половину.

В дверь заглянул сопровождающий, который соскучился на лестничной клетке, и интеллигентный Владислав выкатил глаза, побагровел и затопал ногами.

— Пошли прочь! — закричал он. — Мерзавцы, негодяи… вон!

Сопровождающий прыснул на лестницу, а оторопелый Артем засомневался, что химик, отягченный такими самоубийственными рефлексами, выполнит работу до конца: может и не успеть.

— Вы с ними поосторожнее, — посоветовал он вспыльчивому гению. — Такая публика шуток не понимает.

Владислав выглядел огорченным.

— Как с ними еще. — Он опять почесался. — Просто скоты, надоели. Если вы на них напоролись, то вряд ли сюда зайдете. Но я все сделаю: пятьсот долларов — огромная сумма…

Артем не стал открывать взрослому идеалисту, оторванному от жизни, глаза на современный мир. Он уже устал от сюрпризов Первомайска, поэтому попрощался и под охраной поехал на аэродром.

*

Филипп Макарович сдержал слово: его помощники и юристы прямо-таки лезли во все щели без мыла. Они немного похлопотали, и скоро Артем торжественно ввел Дашу в трехкомнатную квартиру, которая находилась в том же подъезде, где жил сам начальник. Филипп Макарович окружал себя соратниками и норовил поместить поближе всех, кто находился под рукой. Не все соглашались покидать насиженные гнезда, но те, кто перебирались к начальнику под бок, выигрывали в его глазах и сразу попадали в интимный круг, допущенный к секретам.

Даша самозабвенно осваивала дом. Она быстро сроднилась с ним, словно жила тут всегда. Старые хозяева оставили много рухляди, но Даша постепенно избавлялась от ветхих тряпок и с восторженным замиранием сердца меняла мебель.

У нее появились деньги, много денег, и она едва справлялась с экзальтацией, которую вызывали возможности, неслыханные ранее. Ей казалось, что она попала в рай и что повсюду наступил золотой век. Она словно ослепла. Ее подруги жаловались на безденежье, нищету и ужас, творящийся вокруг, но Даша ничего не замечала. Она была уверена, что эти жалобы — пустые сетования на временные трудности и что скоро все будут жить так же безоблачно, как она.

Она накупила много одежды, о которой раньше не могла и мечтать. Удивляя Артема, она часто меняла обличия, пока не остановилась на имидже, который ей нравился больше всего: платиновые волосы, черный костюм, десятисантиметровые шпильки, яркая помада. Смотрясь в зеркало, она любовалась и восхищалась роскошной женщиной: ее подсознание отвергало факт, что эта незнакомка — она сама.