Компас

— Мужа не возьмете? — спросила она без предисловий, сверля Артема глазами.

Артем прикинулся, что не понимает вопроса.

— Знаю, не возьмете, — ответила женщина самой себе, косясь на аляповатые картины, развешанные по стенам. — Он бухгалтер, а я все могу, хоть на кухню, хоть сортиры мыть, по лучшему разряду, вашим москвичам не чета. — Она быстро сунула Артему клочок бумаги. — Вот телефон, если что, приеду сразу… у нас совсем беда.

Артем неопределенно кивнул, но бумажку взял и пробежал глазами по цифрам телефона, предваряющим имя женщины: Юлия. Миша внимал Филиппу Макаровичу и не видел, что делает жена, — убитый отказом, он не заметил бы вообще ничего.

Поднимаясь обратно в лифте, Артем прикидывал — то ли просьба женщины вуалирует предложение любых услуг, вплоть до интима, который сейчас предлагали на каждом углу, то ли она, красивая и молодая, действительно готова на самую черную работу. Но потом Филипп Макарович отпустил его, и Артем отправился по делам, которых ему хватало на фирме и без гаданий: этим он занимался дополнительно, как особенной нагрузкой.

*

Жизнь била ключом, и Даша уставала от информации — в близком кругу, среди дальних знакомых, в стране все время происходило что-то абсурдное, но из этого бесчисленного сонма одна бывшая хозяйка квартиры всерьез подействовала на ее воображение. Дашу мучили дурные сны, она то и дело возвращалась мыслями к тому визиту, и вид зачуханной, безумной старухи растравлял ее душу. Она начала бояться. В рассказах Артема фигурировали зловещие термины: "крыши", "наезды", "разборки", но все эти вещи представлялись Даше чем-то абстрактным, а фактически она страшилась отсутствующего Васи, который где-то затаился, чтобы рано или поздно предъявить ей счеты. На улице она шарахалась от мужчин, носивших усы, любой встреченный по дороге бугай вызывал у нее панику.

Артем замечал, что с Дашей неладно, и ему это не нравилось. Ему вообще многое не нравилось в их быте: Даша совершенно не справлялась с их неухоженной квартирой. Она то бросалась в работу, тратя все время на уборку и мытье, а потом валясь без сил, то вовсе забывала про обязанности хозяйки. Большой дом, обязанный выглядеть шикарно, не приносил Артему радости. Подумав, он решил, что его жена достойна барской жизни с прислугой. Стихийный рынок рабочей силы предлагал сомнительные версии, и Артем вспомнил про Мишину супругу из Первомайска — это был приличный вариант, подкрепленный авторитетом родового гнезда, из которого когда-то выпорхнул сам Филипп Макарович. Решительная девушка, готовая на любую работу, произвела на него благоприятное впечатление, и скоро Юлия, вызванная из Первомайска, оставила мужа и воцарилась в квартире. Она оказалась неприхотливой и работящей, и Даша, которая поначалу взялась помогать ей, не могла угнаться за помощницей и скоро оставила робкие попытки.

Юлия пришлась кстати — обуза свалилась с Дашиных рук, и ей, немного потерявшей ориентиры, нашлось, на кого опереться. Здравомыслящие Юлины советы очень поддерживали ее — никогда у Даши не бывало такой рассудительной, циничной и рукастой подруги, которая направляла ее во всех начинаниях и заодно служила громоотводом. Это было кстати, потому что образ жизни, в который погрузился Артем, как минимум, вызывал вопросы, и некоторых деталей Даша не понимала и не могла принять. Она тосковала по мужу: Артем уходил затемно, возвращался ночью, разговаривал с ней урывками, а бедная жена мучилась ревностью и не знала, что и думать.

— Ты размазня, — внушала ей Юля, когда они пили чай на кухне, доведенной Юлиными руками до блеска и обставленной мебелью с иголочки.

Даше казалось в такие минуты, что они шикуют где-нибудь в великосветской гостиной или в парижском кафе.

— Твой Артем серьезный человек… не лопух, который от звонка до звонка на работе, а по выходным полки вешает. Такого под каблук не загонишь… мужику вообще надо вскрывать черепную коробку и залезать в мозг, только так удержишь. Не умеешь, так учись, это знаешь какой кайф, когда получается? Всего, как облупленного, знаешь, за ниточки дергаешь, весь он твой — пусть тогда лазает, где хочет, все равно никуда не денется. Это круче любого наркотика, знаешь.

Она поясняла свой тезис, рассказывая, как обращается с мужем. Оставленный в Первомайске Миша безоговорочно слушался жену, и Юлия не волновалась, что тот посмотрит на сторону. Миша, препарированный, словно подопытное животное, получался в Юлиных рассказах, как живой, и Даше иногда казалось, что она знает Мишу лучше, чем друзей, знакомых, и даже лучше, чем Артема. Вся Юлина семья казалась ей родной: и Миша, и Юлина мама, властная и вздорная женщина, и маленькая дочка, которая жила с бабушкой, пока ее мать зарабатывала деньги в Москве.