Комната Вильхельма

Тень пришла в движение, и зеркало на миг запотело, словно от слез, — вот и всё. Вере показалось, что из ее головы выпустили бархатистую летучую мышь, которая слишком долго пробыла взаперти. Раздался хлопок дверью, и она залилась смехом, совершенно безобидным. Весь город смеялся вместе с ней и издавал мелодию, которой удавалось заглушить тихий плач ее сердца. Всё уже пришло в движение, и остановить это было невозможно. Из телефонной трубки до херре Андерсена донесся сиплый голос фру Томсен. Она шипела о последнем чудовищном преступлении, в котором был уличен ее бывший квартирант Курт Лоренцен. Хотя детектив и привык к ее сбивающим с толку обвинениям, он всё же не отложил, как обычно, трубку, чтобы заняться чем-нибудь еще, пока старуха не закончит. Он знал, что это всё вранье и вымыслы, но в его жизни Курт начал играть определенную роль с тех пор, как просочился сквозь потолок, словно чешуйница, от которой никак не избавиться — даже с помощью пылесоса. Может, в откровениях старухи и была доля правды? Она лепетала о каком-то чемодане, в котором находились улики, и херре Андерсену пришло на ум, что его жена собиралась забрать сумку Курта, которую «старая бедняжка» сверху не хотела добровольно отдавать. Что-то неладное творилось в этой квартире, и херре Андерсену это не нравилось. Когда голос умолк и с телефонным разговором наконец-то было покончено, он раскурил трубку. Херре Андерсен вбил себе в голову, что похож на Мегрэ из книг Сименона, которые проглатывал стопками. Вдруг удастся напасть на след по-настоящему крупного дела? Талант фру Томсен указывать на самые ужасные интриги, не называя их, навел этого поддельного Мегрэ на мысли о кое-каких эпизодах из детства, о чем он обычно никогда не вспоминал.

Тем временем Том валялся в постели в своей комнате и слушал то, что его мать называла «жестяночной музыкой». Музыка успокаивала его, тишина же казалась угрожающей. Он читал один из номеров журнала «Викенд секс». Больше всего его интересовали объявления. Там было что-то про кроссовки и спортивные штаны и многозначительный совет: «половой акт нежелателен». Бездомные на валу Кристиансхавн теперь его не забавляли. Они были обычными пьяницами, осенью ночующими в «Химмельэкспрессен», и ему казалось, его обманули, заставив поверить, что взросление означало долгожданное посвящение в волшебные тайны, выманить или подслушать которые нужно было раньше. Он прижал к себе кота и под его мурлыканье заснул.

В комнате Вильхельма Курт читал его дневники, охваченный своеобразным отстраненным любопытством, будто оказался в поезде, не зная конечной станции. На одной из последних датированных страниц было написано: «Я ненавижу ее, поэтому боюсь катастрофы, если в ближайшее время не удастся от нее вырваться. Сегодня я плюнул ей в лицо и разорвал на себе рубашку в приступе бессильной ярости. Реакции никакой. Она прекрасно знает, что агрессор всегда в проигравших».

8

Вера копалась в сумке в поисках блокнота и карандаша чуть дольше, чем следовало. Встреча с Лизе несколько потрясла ее: сидя на диване с подогнутыми под себя ногами, та казалась худой и постаревшей. Но к этому Вера была готова. Ее на мгновение поразила аура одиночества, витавшая вокруг этой женщины: хотя и необычная по своей силе, но всё же непригодная как наблюдение для журнала. Вера вынырнула из сумочных глубин и, не поворачивая головы, оглянулась вокруг юркой птахой, после чего натянула теплую, ласковую улыбку, будто обнаружив ее на дне всё той же сумки. Решительно всё — из магазина «Иллумс Болихус»[4], ничего индивидуального, кроме дешевого глобуса на подоконнике. Он раскололся по линии экватора и неровно склеен. Это подало Вере идею для вступления к интервью: «Лизе Мундус привыкла видеть свой мир расколотым пополам».

— Прелестное объявленьице, — заметила она.

Лизе рассмеялась, в ее глазах неожиданно появился блеск, по которому несколько лет назад на редакционной вечеринке всем стало ясно, почему Вильхельм, несмотря на бесконечные попытки, так и не смог от нее вырваться. Для издания это было бы лучше всего. На тот момент. Если ты одержим практически невыполнимой задачей поставить на ноги почти погибшую газету, лучше не обременять себя грузом в лице жены-знаменитости, которая периодически пытается покончить с собой. Но речь шла о другом издании, и Вильхельму предстояло стать козлом отпущения.

— Это было безумием, — ответила Лизе. От улыбки не осталось и следа. — Хочешь что-нибудь выпить?

— Если есть, то бокал вина.