Комната Вильхельма

Несмотря на ряд мучительных фактов, фру Андерсен всегда удавалось сохранять иллюзию службы в уважаемом доме. Сюда же относилось понятие — как бы сильно оно ни истрепалось за последующие годы — нерасторжимости брака. Узнав о случившемся после возвращения с отдыха в своем обычном летнем пансионе, она заперла дверь в комнату Вильхельма, и ее крепкая нога больше туда не ступала, пока Лизе не позвонила из больницы и тонким вежливым голосом, так похожим на голос сына, не попросила немного подготовить комнату к приезду Курта. Фру ограничилась тем, что опорожнила вонючую вазу, помыла пол и постелила чистую постель — уже гораздо больше того, к чему привык так называемый квартирант в доме фру Томсен. Уже целый месяц, как несчастная домработница не появлялась у Лизе. Приближалось Рождество, и на свитере, который фру Андерсен вязала для мальчика, не хватало только одного рукава.

— Я уверена, что про объявление скоро позабудут, — не подняв взгляда, произнесла она.

Ее муж не счел необходимым ответить. Подобные фразы вырывались из уст его жены, словно бурлящая вода из перекипающей кастрюли с картофелем, забытой на включенной плите. И он был слишком любопытным, чтобы ее выключить — например, отвлекшись на телевизор, — или шутливо поинтересоваться, приготовится ли вечерний кофе сам собой. В кресле-качалке (подарке от хозяев на его шестидесятилетие) он курил трубку с тем же выражением лукавого простодушия, с каким допрашивал подозреваемого в участке. Он был детективом. И мудро держал при себе свое мнение о спившихся шеф-редакторах, сбежавших от детей и жен, и ненормальных писательницах, портивших имя и репутацию объявлениями сомнительного характера.

Фру Андерсен выпустила еще немного пара.

— Курт на самом деле очень образован, — произнесла она, энергично орудуя спицами, из чего муж понял, что пришло время для небольшого дружелюбного отвлекающего маневра.

— В любом случае хорошо, что он нравится мальчику, — ответил он.

И, словно по команде невидимого режиссера, оба посмотрели на цветную фотографию «принца с ледяным сердцем»: мальчик стоял в окружении множества племянников и племянниц, настоящих детей из плоти и крови. Никто из них не обладал сказочной красотой этого хрупкого мальчика или выражением горделивой надменности, которую требовала от него роль, — наверное, только потому она ему и досталась. Фру Андерсен была на представлении и вместе с другими зрителями веселилась над тем, как принц закрывал губы рукой, когда приходилось целовать принцессу.

По пустым улицам прокрадывалась неспешная жизнерадостность, пока искусственный свет опережал звезды. Холодный дождь сменился туманом, напоминавшим паутину; он размывал любые четкие контуры, как чашеобразные светильники размывали отражение обнаженной Веры Линдблом, которая нежным движением прикрывала руками небольшие смуглые груди. Вера любила свое тело и полагала, что остальным людям оно тоже нравится. Если мужчина вдруг не поддавался ее эротическому сиянию, она считала его гомосексуалом или импотентом, а что касалось женщин, она всегда делала всё возможное, чтобы подавить их небольшую понятную ей зависть. В остальном она не проявляла никакого интереса к своему полу, за исключением определенной лояльности к тем, кто работал в той же сфере, что и она. Лизе Мундус представлялась ей в особенном сиянии, только набравшем силу с помощью этого чудесного объявления, — в нем Вера увидела злобную месть Вильхельму. Вера первой из всех ищеек провела интервью с Лизе и намеревалась использовать его, чтобы уничтожить Вильхельма — лишить звания «печатного короля Дании». С кокетливым и взволнованным движением руки она оторвалась от собственного отражения в зеркале и произнесла:

— Это главная задача моей жизни. Подай мне зеленый брючный костюм.

С такими словами она обратилась к мужчине, который для нее уже готов стать тенью — точь-в-точь как дома в тумане. Вера предпочитала женатых любовников, потому что от них проще всего избавиться.

— За что ты ненавидишь Вильхельма? — спросила тень, перебирая ее гардероб, занимавший целую стену.

— Он не принимает свою работу всерьез, — ответила Вера, придирчиво выискивая сине-серые тени для век среди множества баночек и коробочек пастельных тонов на туалетном столике. Правда, ненависть, по ее мнению, была слишком сильным чувством и мешала карьере так же, как и любовь. В ней было так много мужского, что привычная рутина быстро погасила похоть. Всё еще занятая макияжем, она ласково произнесла, не поворачивая головы:

— Думаю, тебе лучше вернуться к жене и детям. Не стоит связываться с девушкой, которая ставит работу превыше всего на свете.