Комната

Длинные, будто проволочные, усы шевелились с каждым подергиванием крысиного носа, а взгляд ее горящих глазок обжигал все сильнее. Длинные острые зубы торчали из пасти. Глаза следили за передвижениями псов, однако нос был нацелен на плошку с водой. Внезапно крыса резко дернулась в сторону одной из собак, едва не перевернув свою маленькую клетку. Псы разом отскочили. Потом уставились друг на друга.

Ладно, этого достаточно. Пора начинать. Дам вам, ребята, секунду на то, чтобы приготовиться.

Он смотрел на них, а они смотрели друг на друга и на зрителей в полном отчаянии. Потом, не отводя глаз от крысы, подались назад, насколько позволяло натяжение проводов, преграждая крысе путь к воде. Они выжидали.

Он смотрел на великолепную в своей омерзительности крысу, пока его собаки готовились. Он не видел их, но чувствовал их неохотные движения. Он не знал, думали ли они о том, какой вред крыса может причинить детям, когда доберется до них и они начнут паниковать и кричать. Возможно, она набросится на них с яростью, почувствовав, что ее загнали в угол, а может быть, если они будут сохранять спокойствие и позволят крысе напиться, она просто уйдет. Ему было интересно, как поведут себя его собаки. Позволят ли они крысе добраться до воды или рискнут и набросятся на нее?

Он усмехнулся про себя, глядя на крысу и думая о рассматриваемых его собаками альтернативах. Все в крысе было притягательным и завораживающим. Сияющая сухость ее гладкого меха, гноящиеся ранки на ее теле, подергивания ее носа. Он даже чувствовал легчайшие движения воздуха от ее усов. Ему никогда не нравились крысы, но эта была хороша! Да, это была отличная крыса. Он нажал на кнопку, и дверца клетки приподнялась, а крысу подкинуло разрядом тока, и она рванула в сторону воды, стоявшей у самых детских ног.

Зрители завопили, когда крыса рванула к ним, а он оттаскивал псов назад до тех пор, пока те не запутались в проводах и не покатились клубком между изнемогающей от жажды крысой и водой у детских ног. Их тренер громогласно хохотал и, призывая криками к спокойствию, дергал за провода снова и снова, испытывая возбуждение от рывка ощерившейся крысы, от визга собак, воплей зрителей, жужжания мух, скрежета зубов и когтей, рвущейся плоти, спазмов в желудках и кишечниках, ужаса – прекрасного ужаса игры, и звука собственного смеха, от немощи мышц и костей, пытающихся спасти испуганные тела и неспособные на это, от обезумевших рассудков, пытающихся отчаянно отринуть существование всего, что они видели и чувствовали, от паники в мозгах и телах его собак, катающихся, спотыкающихся и извивающихся на пути обезумевшей от жажды крысы, несущейся к воде у детских ног, и он снова и снова дергал за провода, чтобы продлить это прекрасное действо, чувствуя глубочайшую радость от контроля над всем происходящим в помещении – над всем движением, паникой и ужасом – и оттого, что он контролировал все это с помощью тонких проводов, чашки воды и великолепной в своей потрепанности крысы.