Но у всего есть своя вонь. Будто ешь завтрак с ее запахом. Такой же запах, как у Мэри и других, но с легкими отличиями. Именно ее запах. Может, она его не чувствовала, не знаю. Свой запах ты не всегда обоняешь. То есть ты чувствуешь его, но не так, как чей-то еще. Не знаю. Наверное, только я чувствовал разницу. Может, она его вообще не чувствовала. Может, привыкла. Но она всегда знала, где я бывал, по запаху. Как только я заходил домой, она уже знала, что я был в бильярдной, или кафе, или где бы то ни было. Она меня вынюхивала как чертова псина. Как гончая или еще какая ищейка. Она смотрела на меня, подергивая носом, потом спрашивала, где я был, и тут же сама и отвечала. Ты был там-то и там-то. А нос ходуном ходит. Нюх-нюх-нюх. Как у чертовой шавки. Надо было рассказать ей, отчего мне так противно есть ее завтрак. Так же носом подергать и рассказать. Такая же вонь, как у всех. Все то же самое.
Как у Мэри, только чуть другой. Ее запах меня не беспокоил. Интересно, но она никогда не нюхала мою руку, когда я из кино домой возвращался. Может, они думают, что это их запах. Может, в туалете кинотеатра было хорошее мыло. Сложно запах манды учуять после того, как руки помоешь с тем мылом. Моя рука странно пахла от того мыла. Не помню, чем там оно пахло, но пахло странно. Наверное, то были единственные случаи, когда я мыл руки в туалетах кинотеатров. Никогда мне это мыло не нравилось. Но мои руки всегда по воскресеньям были вымыты. Пожалуй, поход с Мэри в кино был наиболее приближенным к свиданию событием в моем детстве.
Он встречал ее на углу, и они шли в один и тот же кинотеатр каждый воскресный день. Никакой разницы в том, что там показывали, не было. Он даже не удосуживался узнать, что за фильм идет и понравится ли он ему. Значения это никакого не имело. Кинозал был большим, и ряды передних кресел выстраивались в два крыла на той стороне, где они могли укрыться от посторонних глаз. Все утро он был как на иголках, а узел в животе становился все туже от предвкушения похода в кино. Он всегда носил одни и те же вельветовые синие штаны. Его счастливые штаны. «Молния» на ширинке была чуть длиннее обычного, и он без проблем мог ее расстегивать сидя. Но вот если сперма на них попадала, то это было проблемой. Пятно за километр видно было. Поэтому ему приходилось тщательно осматривать их в туалете перед выходом из кинотеатра, чтобы смыть пятна, пока не засохли. Но дело того стоило. В синих вельветовых штанах ему всегда давали.
К 11.30 он закончил обедать и заполучил четвертак на кино от матери. Она всегда спрашивала его о том, как назывался фильм, который он собирался посмотреть, и когда он говорил ей, что не знает, она говорила, ладно, что бы там ни шло, хорошего просмотра. Она его целовала, желала хорошо провести время и просила не опаздывать к ужину. Он почти бежал по улицам к кинотеатру. Возбуждение, зарождающееся в животе, распространялось по всему телу, а его член начинал подрагивать, будто полая трубка, внутри которой ползал миллион муравьев. Он замедлял шаги, приближаясь к кинотеатру, на случай, если Мэри уже ожидала его там, но такого никогда не случалось. Она всегда приходила на 10 минут позже его и всегда была в своей длинной розовой куртке. Он смотрел на постеры, пока ждал ее, лениво пытаясь понять, о чем кино, потом прислонялся к углу здания и стоял так, пока не появлялась Мэри. Потом они вместе стояли в очереди за билетами бок о бок с другими ребятишками. Войдя внутрь, они направлялись к дальней стороне своего ряда, после чего клали куртку Мэри себе на колени и ждали, когда погаснет свет.