– Согласен. Выходит, после погребения они пробирались на кладбище по ночам, раскапывали его, ломали гроб, протягивали трубу....Сколько сложностей то!
– Идеалисты этим и опасны, на любую пакость пойдут во имя своих фантазий.
– Если бы не твой студент, то и не поняли бы, что происходит. Ироды бы всю деревню со свету сжили, – сказал плотник и похлопал юношу по плечу.
Бенедикт улыбнулся в ответ и припрятал себе найденный документ. На следующее утро, перед самым отъездом, он пришел рано в храм. На паперти еще даже не появился знакомый мужичок.
Внутри никого не было, стены были голы и оттого сильнее отражали голоса.
– Службы нет, – донеслось эхом из глубины прихода.
– Да я, собственно, не за тем, – уже привычно бросил Генрих в ответ.
Ему навстречу вышел священник и улыбнулся.
– Ах, это ты, юноша. Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказал отец Евгений и пошел к двери, ведущей во двор.
Пройдя на улицу, Бауэр увидел составленные в ряды иконы, краска с которых местами была содрана. Из-под поверхности виднелись страшные лики дьявольских отродий.
– Знаешь, что такое адопись? – спросил отец Евгений.
– Когда икону пишут поверх изображения черта?
– Да, черта, демонов и прочего. Я долгое время думал, что это выдумка. И вот что произошло. Эти люди превратили святое место в храм преисподней, где прихожане молились во славу врагов небес. Поэтому им так важен был Василий Блаженный. Он ведь, по легенде, известил людей об одной из таких икон.
– Евгений Петрович, – обратился вдруг Генрих, – я вам кое-что принес.
Юноша достал книгу без надписей.
– Похоже, что этим Смольяновы и руководствовались. Я решил отдать это вам. Думаю, такая книга должна быть в надежных руках.
– Я думаю, что лучше ее сжечь, – сказал Евгений Петрович.
– Если захотите – сожгите. Всего вам доброго, – произнес Бауэр и направился к выходу.
– Да хранит тебя Господь, – бросил вслед священник.
Выйдя из церкви, Бауэр увидел нищего, плетущегося на свое рабочее место. Он поднял глаза на юношу и улыбнулся. Студент дал ему несколько монет и остановился. Мужчина привычно устроился на паперти и принялся щеголять красноречием: « О вы, щедрые души поколения! Да прибудет с вами кротость, в которой вы блаженны. Милостиво сжалившись над убогим, вы лишь укрепили священные заповеди Христа…»
Юноша стоял и слушал это с молчаливой улыбкой.
Комендантский час
Бесстрашным росчерком пера
Она, пред смертью надрываясь,
Раскрыла тайну очага,
Для сына правды добиваясь.
Что хуже: жить и видеть слепо
Или прозреть, продав покой?
И где же жизни силы черпать,
В миг откровения роковой?
Как верить так, чтоб не напрасно?
Как получить назад контроль?
Внести в бардак какую-то ясность,
Не чувствуя сплошную боль?
Как, распрощавшись с прежним домом,
Не потеряться насовсем?
Не сгинуть в муках по былому,
Покинув сумрачный Эдем?
Часть 1
1845 год
Пора стойких морозов сменилась неделей метелей и вьюг, забросавшей Тверской лес и его округу крупным снегом. Дорогая карета на санях, запряженная бодрой русской тройкой, неслась сквозь свежие сугробы на огромной скорости прямиком к внушительному помещичьему имению. Единственный пассажир держал на коленях небольшой кейс, в котором покоился его дуэльный пистолет. Во время поездки Александр периодически доставал его, осматривал курок, сжимал и разжимал ладонью тяжелую рукоять, будто примеряя оружие.
Буйная голова молодого человека была заполнена мыслями и чувствами, не посещавшими его прежде. Перед глазами была мать. Она лежала на кровати и подзывала своего сына. Тело, утомленное судорогами, пропитывало жаром измятое ложе. Подойдя ближе, Александр почувствовал это лихорадочное тепло. Наталья хотела что-то сказать, но, открыв рот, была не в силах вымолвить и слова. Проскрипев связками, она ощутила волну ноющей боли, разливающуюся по ногам. Вцепившись в одеяло, женщина слегка привстала. Будто оседлав болезненный стон, она выкрикнула: « Письмо!», и указала лицом на комод, стоявший в другой части комнаты. После этого она рухнула на подушку, а её лицо, измотанное предсмертными страданиями, вдруг расслабилось и стало как никогда ясным.