Комендантский час

Александр взял руку матери и, прощупав пульс, понял, что она уснула. Сделав холодный компресс, он положил его женщине на лоб, а сам направился в сторону комода. Конверт лежал в верхнем ящике и был не запечатан. Из рукописного текста, растянувшегося на три листа, молодой офицер узнал много неприятного. Без лишних деталей, но с особой выразительностью, его мать Наталья рассказала о своём детстве, проведённом в строгости и лишениях, счастливом браке с отцом Александра, погибшем под Андрианаполем, и непростой дальнейшей жизни: « После смерти Аркадия я была раздавлена и не знала, куда мне податься. На руках был шестилетний ты, нужны были средства и поддержка. Я знала, что ничего не получу от матери. Старуха была скупа даже на жалость. На помощь пришёл Василий, твой родной дядя. Он был благосклонен и поддержал в трудный час. Однако все это было лишь притворство. Заполучив моё расположение, он решил им воспользоваться. Мне больно писать об этом, но твой дядя обесчестил меня. Наша интимная связь, как ты понимаешь, оставалась в секрете до этого момента. Он был распорядителем всех моих дел и полностью контролировал любой шаг. Я вынуждена была подчиниться, а после – молчала. Я пишу это только с одной целью: объяснить, что ему нельзя доверять. Он совсем не тот, кем кажется».

Александр вновь и вновь возвращался к тому моменту в памяти. В одночасье старый мир перевернулся, и юноша не знал, как ему поступить. Не знал до тех пор, пока не вспомнил, что он – офицер, и правильнее всего будет восстановить честь матери, умершей на следующей день после того, как ему открылась эта семейная тайна. Он вернулся из армии накануне дядиного дня рождения, собираясь вместе с мамой отправиться в родовое имение Сарганово. Теперь же он сидел в карете, что была на полпути к семейному гнезду, и репетировал, думая, что сначала объявит родственникам о смерти Натальи, а после – застрелит подонка. Его разум гудел, пытаясь очиститься от эмоций. « Всё ли я предусмотрел? Нельзя ничего забыть», – думал Александр, обнимая ладонью увесистое оружие.

Наконец, из окна кареты показался высокий чугунный забор, украшенный родовыми гербами. На витиевато сложенные прутья налипали крупные хлопья снега, принесённые стужей. Александр приметил, что ворота его экипажу отворили не слуги, а полицейские.

« Им что тут нужно?» – задумался молодой офицер, пряча пистолет под одежду.

Защёлкнув миниатюрный шпингалет на оружейном кейсе, юноша тяжело вздохнул и вышел на улицу. Клумбы с погибшими цветами были сокрыты под пеленой хрупкого снега, а избавленная от растительности тропа, ведущая от ворот до ступенек роскошного особняка, была еле различима под лоснящейся снежной россыпью. По левую руку стоял глухой лес, который, лишившись листвы, не стал ни светлее, ни приветливее. Его сухие стволы росли настолько близко друг к другу, что, казалось, их ветви сплелись в единую крону, скрывавшую каждого, кто гулял под ней, от Божьего ока.

В детстве Александр не любил здешних мест. Они казались ему безответными, отстраненными, а потому маленький мальчик, не желая оставаться одним, всюду искал общества людей, которые никогда не забывали похвалить дитя за красивые глаза или приятные манеры. Больше всего прочего Александра всегда интересовал он сам, а потому абсолютно незнакомый и, что важнее, молчаливый окружающий мир казался ему враждебным. Он не стремился искать людей, он стремился найти себя в людях. И с годами это получалось всё сложней. Поэтому-то в свои двадцать два Александр вместо компании стал искать уединения. И потому сейчас в Сарганово ему дышалось как никогда легко и свободно.

Юноша взглянул на двух полицейских, охранявших вход, но те, вглядевшись в лицо гостя, как-то резко потеряли к нему интерес. Видимо, они ожидали кого-то другого. На высоком крыльце офицера ожидал замерзающий дворецкий – Климент. Он был бородатым стариком, не столь, впрочем, старым в реальности, сколь казался на вид. Александр хорошо знал его с детства, однако, не был встречен добродушной улыбкой, как это бывало прежде.

– Александр Аркадьевич, с приездом! – начал говорить слуга, будучи не в состоянии хоть немного приободриться для виду. – В иной ситуации, я бы сказал, что рад вашему прибытию.

– Здравствуй, Климент, что-то произошло? – спросил офицер, пытаясь хоть как-то побороть нервное возбуждение, охватившее его.

– Похоже, что мне придётся рассказать вам об этом. С прискорбием сообщаю: ваш дядя, Василий Альшевский, мёртв, – произнёс дворецкий, и на его глаза навернулись слезы.

Юноша опешил от услышанного и даже сделал шаг назад.

– Как это…мёртв? – спросил он.

– Пройдёмте в дом, вам все объяснят, – сказал слуга и, повернувшись спиной к гостю, направился внутрь.

Юноша лишь молча проследовал за ним.