День прошел быстро, сменившись вечером. Юноша отправился вместе с Петром Федоровичем на обход. С наступлением темноты появился ветер, раскачивающий верхушки деревьев. С собой он нес прохладу Винницких степей. Бауэр с Митюков-старший даже пожалели, что не захватили с собой головных уборов. Лишь ноги оставались нетронутыми воздушной стихией.
Часть 3.
Крики петухов нарушили привычную тишину. Солнце лениво карабкалось на небосклон, пока студент так же лениво ворочался в теплой постели.
– Молодой человек, хватит нежиться! – приговаривал профессор, пытаясь растрясти своего ученика. – Вставайте, завтрак готов.
– Доброе утро, – пробормотал юноша, потягиваясь руками вверх.
– Сегодня воскресенье, наша сестра прибудет сегодня.
– Уже сегодня? – удивился вдруг Бауэр.
– Да, вчера вечером я прошелся по вашим записям и уже придумал, чем мы их дополним по прибытии в Киев.
– Но как же могилы?
– Бенедикт, вы опять вместо учебы о кадаврах думаете?
– Простите, – сказал Генрих, прикрывая рукой маленький зевок.
– Петр Федорович разберется со всем этим. В конце концов, погост – это его вотчина, тьфу-тьфу, – выдал профессор и, постучав по деревянному откосу кровати, поспешил выйти из комнаты.
На кухне со всей силы кипел самовар, вместе с ним кипела и жизнь: Митюков-старший варганил блины, пока профессор пристально читал книгу. Бауэр появился за столом еще раньше, чем Петр Федорович поставил на него блюдо с завтраком.
– Доброе утро, – сказал студент, занимая свое место.
– Доброе-доброе, еще как, – отвечал плотник.
После завтрака вся троица отправилась на службу в храм.
Уже при подходе Бауэр заметил, как люди со всей округи стекаются к новой церкви. На паперти сидел уже знакомый мужичок, которому было не под силу совладать с собственным речевым аппаратом, когда прихожане подкидывали ему деньги:
« Спасибо вам, благодарю, как милосердны вы сегодня! О вы, послы Его велений, благословит же вас Господь. Ваша ослепительно-волшебная жалость и снисходительно-немая щедрость способна веять над гремящею тьмой…»
Бенедикт успел с остальными прошмыгнуть внутрь, где люди покупали свечи и зажигали их. Почти все стояли неподвижно, выстроившись в ряды. Бенедикт находился возле братьев Милютовых, когда вдруг почувствовал в воздухе какой-то прогорклый запах. Он выдавался из сладкой пелены фимиама.
– Вы чувствуете? – обратился Бауэр к братьям.
– Что именно? – поинтересовался у студента профессор.
– Запах, какой-то…посторонний.
– Я ничего не чувствую, – сказал Петр Федорович, после чего Милютов-младший только подтвердил слова брата.
– Тебе показалось, – сказали братья хором.
– Нет-нет, у меня тонкое обоняние, – хотел было объясниться Бенедикт, но в зал вошла женщина, привлекшая внимание Петра и Михаила.
– Это наша сестра Анна, – сказал плотник, указывая рукой на светло-русую красавицу, которая лишь кивнула родственникам, стараясь не привлекать лишнего внимания.
Служба прошла для юноши быстро, ведь в ходе нее он только и думал об источнике неприятного запаха, который другие просто не замечали.
Когда богослужение было окончено, Генрих одним из первых поспешил на свежий воздух. Вскоре его догнали Милютовы. Все четверо отправились домой, чтобы пить чай.
Студент собирал в дорогу сумки, когда услышал, как его кто-то позвал из кухни. Придя на крик, он застал хохочущих братьев и сестру.
– Так ты у нас ученик Миши? – спросила Анна, показывая рукой на профессора. – И как он, хорошо учит?
– Михаил Федорович – лучший преподаватель, – ответил Генрих, будто автоматически.
– Ну да, он у нас умный, куда деваться, – засмеялась женщина и ущипнула младшего брата за локоть. Следом захохотал и Петр Федорович.
– Ой-ой, хоть перед студентом меня бы не позорили, – сокрушался профессор.
– А правда, что у вас что-то на кладбище случилось? – спросила Анна, сделавшись серьезной в лице.
– Тебе какая птичка напела? – удивился вдруг плотник.
– Да по всей Гнивани уже шепчутся, что что-то неладное стряслось.
– Могилы обвалились, а тела из них пропали, – сказал Михаил Федорович, отхлебывая чай из блюдца.
– Ааа…. Ужас какой! Люди сами не знают, что болтают, – отмахнулась было Митюкова. – Интересно, как узнали.
– Я со священником говорил, – ответил Бенедикт.
– Он бы не стал лишний раз болтать, – убедительно заявил плотник. – Другое дело – Кузьмич.
– Это ботало? Тьфу, зараза, век бы не видала его. Этот все что угодно людям наплетет. А покажете?
– Могилы что ль? – спросил профессор у сестры, на что та лишь угукнула.
Петр Федорович пожал плечами: « Ну, пошли».
Вся троица отправилась уже привычно к околице погоста, где находились две ямы. Анна Митюкова следовала за мужчинами. Но как только они приблизились, Бауэр почувствовал, как по его ногам тянет ветер, принесший с собой до боли знакомый свист, чьей неуловимости позавидовал бы любой разбойник.
– Ох и доведет меня этот звук! – разозлился вдруг Бауэр и побежал туда, где последний раз этот звук прервался.
Митюковы, хоть и не слышали звука, побежали из любопытства следом.