— Ну хорошо, давайте рассуждать по-вашему, — невозмутимо согласился замполит. — Отдаем Паханова под суд. Сидит он. Выходит на волю, и в стране становится одним преступником больше. Озлобленный и выброшенный из общества, он всю жизнь будет ходить по задворкам и приносить беду честным людям. А если мы его перевоспитаем, то на одного строителя коммунизма станет больше. Что же, по-вашему, лучше, товарищ капитан, дать стране врага или хорошего человека?
— Как вы говорите, конечно, лучше, — согласился Петухов. — Только в мою роту его не надо. Я тоже за государственное дело болею. Не будет автороты — не будет…
— Неужели у вас такая слабая рота? — спросил Ветлугин, — что один человек может свести на нет ее боеспособность?
Капитан молчал.
— В общем, я понял так, — вмешался полковник, — вы просто не хотите повозиться с человеком. Избегаете лишних хлопот.
— Что я должен сделать? — спросил Петухов с видом человека, остающегося при своем мнении, но вынужденного согласиться.
— Вот это деловой разговор! — похвалил замполит, будто не замечая холодности капитана.
— Прежде всего, — сказал Миронов, — вы должны понять Паханова. Он парень невыдержанный, болезненно воспринимает любые ограничения. В его понятии все люди делятся на две группы — жулики и их притеснители. Всю жизнь он никому не доверял, и ему никто не верил. А вы — поверьте. Надо, чтобы он убедился в вашей доброжелательности. Помогите ему изучить автомобиль и стать шофером — это вам ближайшая задача. Постарайтесь обращаться с ним ровно. Он не понимает, что такое приказ. Он воспринимает его как насилие. Если захотите ему что-нибудь поручить — скажите просто: «Паханов, сделай то-то». И он сделает. В общем, подход к Паханову кое в чем требует отклонения от устава. Но это вполне допустимо, потому что сам Паханов — несомненное отклонение от нормального советского молодого человека, на которого рассчитан устав.
— Мы будем помогать вам, — добавил замполит, — и командир, и я. Комсомольцев нацелим. Коммунистам задание дадим. Не бойтесь, навалимся всем коллективом.
Когда Петухов ушел, Миронов сказал:
— За таким воспитателем нужен глаз, как и за воспитуемым.
— Ничего, Алексей Николаевич, я за ним тоже буду присматривать.
Командир и заместитель разошлись, не прощаясь, им в течение дня предстояло встретиться еще много раз.
Автомобили стояли рядами. Над каждым висела табличка с фамилией шофера. Это не были, конечно, полированные экспрессы, но все равно, когда Паханов проходил мимо их железного строя, сердце начинало биться чаще. Ему нравились машины. Он ждал дня, когда сядет за руль и сам поведет автомобиль. Пока он занимался в техническом классе. Здесь повсюду — на стеллажах, на стенах, на железных подставках — выставлены детали. Посередине комнаты — рама с кабиной. Если все собрать, получился бы полный грузовик ГАЗ-63. Только ехать он не смог бы, многие детали распилены вдоль и поперек, чтобы видеть их внутренности.
Жорка больше занимался самостоятельно. Читал учебник и разбирал схемы. К нему подходили солдаты и сержанты из его взвода, пытались помочь, но Жорка встречал их хмуро, и они уходили, а Паханов оставался в одиночестве.
Полковник Миронов и подполковник Ветлугин, бывая в автороте, спрашивали о Паханове.
— К нему не подступишься, — жаловался секретарь комсомольской организации сержант Клименко, плечистый чернобровый украинец. — Как бирюк, говорить даже не хочет.
Полковник Миронов советовал:
— Дело не легкое, но подход к рядовому Паханову найти нужно. Дайте поручение толковому, вдумчивому комсомольцу добиться расположения у этого тяжелого человека. Постараться завести с ним дружбу. Ничего зазорного в этом нет. Цель очень благородная. Доктор, чтобы помочь человеку, иногда копается в отвратительных язвах. Паханов тоже — по-своему — больной, и нужно покопаться в его отталкивающей психологии. Он сам потом скажет спасибо.
Следуя советам старших, Клименко однажды зазвал в канцелярию рядового Гнатюка и, таинственно понизив голос, дал ему особое поручение по сближению с Пахановым.
Гнатюк — здоровенный, но флегматичный парень — спросил:
— Що ж ты мене у стукачи пидставляешь? Или как?
— Вот чудак, ни в какие стукачи я тебя не ставлю. Ты должен с ним подружиться.
— А на що мени таке добро? У мене друг йе — Микола Крахмалев.
— Да пойми ты — это комсомольское поручение!
— Щось я таких поручениев не чув!
— Новый метод работы. Особый случай.
— Ну добре — спытаю.
В ближайший же вечер Гнатюк нашел Паханова в ленинской комнате, где Жорка, сидя в углу, читал учебник шофера. Подошел к нему с одной, потом с другой стороны, Паханов не обращал внимания.
— И чего ты сидишь усё один та один. Як коршун на столбу у поле. Давай гуртуйся до коллективу.
Жорка от неожиданности вздрогнул. Йотом, поняв смысл слов, повернулся к Гнатюку спиной и уткнулся в книгу. Обиженный Гнатюк засопел и, подступив к Жорке еще ближе, спросил:
— Чего ж ты крутысся? Я к тоби с помощью, а ты вид мене мурло в сторону.