«Батя, здравствуй! Ну, батя, чуть было я не угодил в ЧП. Отпустили на берег. Гуляю. Как всегда, много такого, чего я прежде не видел. Зазевался. На часы посмотрел — время, кончается. А до порта далеко. У нас, моряков, порядки такие же строгие, как в армии, — опаздывать нельзя. Что делать? Такси поблизости не было. Только рикши. Коляска — вроде велосипеда, ты сидишь впереди, а рикша сзади педали крутит. Быстро гоняют. Но нам на них садиться нехорошо — это эксплуатация живого человека. Нас даже предупреждали — неприлично советскому человеку на угнетенном ездить. Вот я и оказался в таком непонятном положении: эксплуатировать нельзя и опаздывать нельзя. Принимаю такое решение — плачу рикше деньги, сажаю его на место пассажира, а сам как завертел педалями, аж ветер в ушах засвистел. Не опоздал на корабль. И за то, что не эксплуатировал угнетенных, меня похвалили. Только смеялись.
Ну будь здоров, батя. В следующий раз напишу из Сиднея».
Отсмеявшись, Паханов еще раз прочитал письмо и решил: «Не липа — настоящие. И Семен тоже настоящий. Только дурак он — если сам вез того негра, зачем еще деньги платил?»
В письмах много было интересного, а порой и непонятного для Жорки. Пока он их читал — было весело. А когда закончил — стало грустно. Почему грустно — Жорка не знал, да и не стал разбираться в своих чувствах. Пусть Сенька плавает. Жорка быть моряком не собирается — сиди на корабле, будто в бараке. Погуляешь в порту денек — и опять недели взаперти. Нет, это для Жорки не подходит.
Придя домой, полковник Миронов позвонил в караульное помещение:
— Паханов вернулся?
— Нет. А где он? — с тревогой спросил начальник караула. — Я выводного не посылал.
Миронов подумал, сказал:
— Наверное, гуляет. Думает. Вы за ним незаметно посматривайте. Сейчас в его мыслях могут случиться самые неожиданные повороты. Если будет просто гулять — не мешайте. Ждите, пока сам придет. Когда вернется, доложите мне.
Лидия Владимировна удивленно спросила:
— Это тот, уголовник?
— Да.
— А куда ты его отпустил?
— Тактика, мой друг, тактика! — Полковник, скрывая беспокойство, загадочно подмигнул. — Да, между прочим, я ему сегодня о тебе рассказал.
Жена вскинула брови:
— Обо мне? Что обо мне можно рассказывать?
— Не прибедняйся, Лидуша. Ты произвела на него отличное впечатление. Он даже немного разговорился. Ты знаешь, я, кажется, нащупал, какая в нем заложена страсть. Правда, она лишь в зародышевом состоянии. Но развить можно. Он рассказывал о своем детстве. Мать оставила его в родильном доме. Грудной ребенок воровке обуза. Вот она и бросила его. Просто удрала ночью, в окно. Жорку отдали в детский дом. Он рос там до десяти лет. Мать его из виду не теряла. Тайком бывала у него. Приносила сладости. Играла. Инстинкт материнства, как видишь, одержал верх. Когда пареньку исполнилось десять лет, пришел и отец, как его Жорка называет, — Пахан. Он посмотрел на сына и сказал: «Ну хватит кантоваться. Большой уже — воровать пора!» И увел его — без всякого оформления документов и других формальностей. Мальчика, конечно, искали. Но он попал в такое место, где не только няньки и воспитательницы, но даже уголовный розыск не всегда находил кого нужно. Началась для Жорки новая жизнь. Отец научил его всем тонкостям квартирных краж. Но у мальчика вдруг стал проявляться свой вкус. Ему нравились машины, особенно автобусы. Игрушек не было. Он играл на улице настоящими машинами и трамваями. Цеплялся на буфера, висел на подножках. Путешествовал по городу, заезжая на самые далекие окраины. Для маленького человека город — огромная страна. Когда подрос — трамваи бросил. Трамвай — раб! Он прикован к рельсам. Автобус — это другое дело… Так вот, Жоркина страсть — автомашины. Именно они определили его воровскую специальность. Он стал карманником. Я уверен, что отец долго его ломал, чтобы повести по своим стопам. Но страсть к машинам оказалась сильнее. Жорка не захотел обворовывать квартиры. Он «работал» в милых его сердцу автобусах. Да-да, не улыбайся, Лидочка!
— А не кажется ли тебе, Алеша, что ты просто увлекся и сочинил эту Жоркину страсть? — спросила Лидия Владимировна.
— Нет, не кажется. И вот тебе еще одно веское доказательство. Я понял из его рассказа, что он не лазил по карманам в магазинах, кино, на базарах. Почти все кражи — в автобусах. Ну что ты теперь скажешь?
— Теперь скажу — какая разница, где он воровал? Тебе от этого не легче!
— Вот и неправда!.. Теперь значительно будет легче. У людей образованных поступками руководят взгляды на жизнь, моральная установка — идеология. А людьми типа Жорки руководят влечения, страсти. Мне в этом направлении уже, видишь, кое-что известно. Буду работать с ним прицельно.