Командировка в ад

Но в какой-то момент наслаждение достигло такой силы, что превратилось в мучение, в боль. И ощутив ее, я среагировал так, как реагировал всегда в последнее время — принялся бороться. Гнусный переводчик, втиснутый мне в голову, измучил меня за эти месяцы невероятно, но научил терпеть и бороться.

У меня не было таблеток, чтобы справиться с ним, неимелось никаких средств, только сила воли.

— Прекрасно, прекрасно… — бурчал где-то вдалеке Геррат, а я сражался изо всех сил.

Трудно сохранять осознание, когда ты весь — один большой эрегированный член, и тебя лижут дюжины языков, и ты хочешь, чтобы это продолжалось и продолжалось, пока не наступит момент воистину Большого Взрыва! Но я вцепился в свою боль и держался за нее изо всех сил, не позволял себе о ней забыть.

— В данных конкретных обстоятельствах… начнем, — сказал контрразведчик, решивший, судя по всему, что я размяк в достаточной степени.

Мягкий щелчок прозвучал одновременно снаружи и внутри, и я стал фонтаном, из которого хлынул наружу поток воспоминаний: вот Равуда входит во мне в камеру, вот мы с ним деремся, вот я читаю Живую Энциклопедию, вот Котик тащит ее, вылезая из вентиляционного отверстия.

— Хм… ого! Очень интересно! — Геррат неким образом видел то же самое, что и я. — Псевдомашина!

На миг я взял контроль над собой, и мы проскочили через разговор с Максом насчет побега… Перед глазами словно мелькнуло белое пятно, и контрразведчик тоже его заметил, судя по его ворчанию, но решил, что это какой-то технический глюк.

Я попытался совсем остановить этот поток, но не сумел, образы извергались из меня помимо воли, ради них меня затащили в этот колоссальный ментальный оргазм, я кончил памятью, а не спермой. Похоже, что выдам все, до самого последнего воспоминания, покажу признания Етайхо, разговоры с Дирргом, потрахушки с Лирганой и остальными.

Последнего не жалко, но подставлять друзей я не могу.

— Нет… нет… — прошипел я, пытаясь сдержать воспоминания, добравшиеся уже до момента ареста.

Выставить плотину, перенаправить вышедшую из берегов реку, наполнить ее чем-то иным…

Я напряг то, что напрягал, когда активировал систему связи, поставленную тиззгха. Пламя охватило мой мозг, показалось, что черепная коробка сейчас лопнет, но я выдержал, устоял.

Я привык к такому, а человек ко всему привыкает.

Белое пятно… второе… они слились, образовали сплошную слепую зону, молочный туман… А потом я увидел Сашку, играющую с куклами на полу в нашей квартиры, ее синее платьице, уже испачканное, хотя надетое наверняка только после завтрака, довольную мордашку, растрепанные светлые волосы…

— Что за ерунда? — подал голос Геррат. — А ну-ка…

И он, похоже, принялся за настройки на своем аппарате, поскольку на меня обрушились новые волны наслаждения, еще более интенсивного, еще более изощренного. Тело мое буквально застонало от множества нереальных прикосновений, я стал уже не одним членом, а сотней, и каждому досталась своя ласка.

Но я держался за самые дорогие воспоминания с неистовой силой — дочь, мама, семья, дом, жена. Корчился и содрогался, может быть только внутри собственного разума, а может быть на самом деле — этого я не понимал, зато осознавал, что не могу пустить контрразведчика в свою память.

Сашка в моем видении подняла голову и улыбнулась мне, воскликнула «папа»! Изображение дернулось, и рядом с ней появилась Юля в домашних красных шортах, которые на ней выглядели сексуальнее любого бикини, в растянутой майке с Микки Маусом, и тоже улыбнулась.

«Егор» — сказала она, и на меня накатила волна нежности, любви, тепла, счастья, понимания, всего, что мы с ней делили, и это было намного приятнее того наведенного экстаза, в который меня погрузил Геррат.

— Как так… — забормотал тем временем контрразведчик. — Как это может быть? Невероятно!

Явно переживал, что его хитрый прибор не справляется, и продолжал манипулировать настройками «ежа».

Наслаждение достигло какой-то невероятной силы, теперь оно и правда стало болью. Картинка нашей квартиры исчезла, меня швырнуло в водопад цветастых образов из разных времен, от детства до прошлого года, когда я еще ничего не знал и не мог знать о Гегемонии.

А потом выдернуло из него, я увидел себя в переулке-тупике, рядом с торчащей из каменной стены трубой, часового-бриан с автоматом рядом, ощутил кусачки в руке. Повернул голову, и обнаружил трех разумных, двоих бриан и кайтерита, беседующих на ярко освещенной улице, куда выходил наш переулок.

Бриан находились ко мне спиной, а вот красноглазого я мог рассмотреть хорошо — смуглое вытянутое лицо, тонкие губы, сложенные в усмешку, она просто сочится презрением. Обладателя этой характерной физиономии я предпочел бы вообще не знать, но видел его чаще, чем хотелось.

Принц Табгун, чтоб он сдох.

— Подожди-ка… — сказал Геррат, и голос выдал его потрясение.

Воспоминания помимо моей воли поплыли в обратном направлении — я выбрался из переулка и спиной вперед двинулся обратно к концлагерю через подземный город, замелькали передо мной лица бриан, мохнатые черные бегемоты, фасады домов, тележки, двери и коридоры.