Командировка в ад

Зачем я тогда только поддался ей, в той палатке! Сказал бы сразу, что не могу!

— Я еще зайду, когда будет время, — пообещал кайтерит и повернулся к двери.

Он ушел, а я остался лежать на заляпанном мочой, кровью и дерьмом полу, жалкий, точно полураздавленный червяк. Они загнали меня в угол, Равуда и Геррат, мне некуда бежать, я полностью в их руках, мне не выбраться из этой камеры, и тут я, скорее всего, и погибну.

Или меня выведут наружу, поставят перед строем, чтобы расстрелять у всех на виду?

* * *

Равуда ушел, и примерно через час у меня начался жар — не ясно отчего, вроде досталось мне не сильно, но меня залихорадило, пришла головная боль, по всему телу выступил пот. Я постучал в дверь, чтобы попросить воды, но часовой даже не подошел — наверняка ему запретили со мной разговаривать.

И тогда я решил позвонить Юле… если и отдать концы, то только после разговора с женой.

— Ты меня разбудил, — сказала она сонным голосом. — Сама не заметила, как задремала. Эх, ты…

— Извини. А разве у вас ночь?

— Нет… утро уже, но я со вчера не спала. Сашке совсем плохо, еле-еле откачали.

Боже, нет, только не это! Пусть мне станет еще хуже, только бы дочь выздоровела!

— Чтоб я сдох… — пробормотал я и осекся: очень может быть, что это «пожелание» исполнится куда быстрее, чем хотелось бы.

— И ты? — спросила Юля, и меня от этого тоскливого, обреченного вопроса едва не вывернуло наизнанку.

Она что, смирилась с худшим? Нет, нет, нет!

— Все будет нормально, — сказал я, морщась от головной боли, не вызванной переводчиком, а обычной, такой, которая бывает при высокой температуре. — Вот увидишь. Сашку прооперируют и поставят на ноги! Я вернусь! Мы будем вместе и будем счастливы!

— Думаешь? — Юля даже не спорила, и это было хуже всего, она звучала так, словно жизни в ней совсем не осталось.

— Уверен!

— А что у тебя с голосом?

Услышала, что горло у меня пересохло, и что звучу я совсем не так, как обычно. Придется снова врать, пачкать себя ложью…

— Приболел чуть-чуть, — ответил я. — Ничего страшного.

И я поспешно увел разговор в сторону, начал спрашивать про маму, про то, что происходит с Сашкой — не хватало еще, чтобы жена сейчас беспокоилась еще из-за меня. Потом мы распрощались, но пузырь тишины вокруг меня не рассеялся, как обычно, а на переносице проклюнулась новая «почка».

— Что за черт? — пробормотал я.

И совершенно неожиданно мне ответил Макс.

— Э… Егор? — спросил он. — Я только нацепил шлем, а тут ты! Ты где, ха-ха?

— В карцере.

— И как ты со мной разговариваешь? Клево!

Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос!

Но похоже, что прибор связи, имплантированный тиззгха мне в голову, продолжил расти и развиваться. Сначала он обеспечил мне соединение с сотовым оператором на родной планете — через подпространство или еще не знаю как — а теперь подключился к нашей боевой системе обмена информацией. Ну а Макс оказался там после того, как я собственными руками модифицировал его шлем.

— Долго объяснять, — сказал я. — Как вы там? Что происходит?

— Думали, что в бой сегодня, ха-ха, но нет… то ли бриан отогнали, то ли отступили. Геррат приходил, всех допрашивал — что в плену было, как ты себя вел, как с аборигенами снюхался и типа того.

Ну да, этого стоило ожидать — контрразведчик делает свою работу.

— И что, вы сдали меня?

— А как же! — Макс засмеялся. — Я рассказал, как тебе принесли ящик с брильянтами! Привели брианских девок, самых красивых, и ты трахал их прямо у нас на глазах, да еще и насмехался над Гегемонией, а Гегемона называл земляной рыбой и желтым пьяным червяком!

— Трепло… — буркнул я, помимо желания улыбаясь.

— А если серьезно, то мы все за тебя, — голос Макса изменился, он заговорил спокойнее. — Все сказали, что ты нас спас, что без тебя мы бы там и сгнили… Билл этому трибуну чуть морду бить не кинулся, Дю-Жхе его перехватил в последний момент, а то бы сел пиндос в соседнюю с тобой камеру, вы бы перестукивались там, как революционеры при царизме.

Я только заморгал — надо же, американец, которому я бил морду, вступился за меня? Интересно, как повела себя на допросе Пира, продолжила утверждать, что я предатель, засланец в наших стройных рядах?

Или Равуда соврал насчет нее? Как бы мне хотелось в это верить.

— И еще это… — Макс помолчал. — К нам приходил толстый шавван из техников.

Диррг? Я напрягся.

— Он в теме насчет тебя… и в общем сказал, что мы соберемся и тебя вытащим.

— Отсюда? Из карцера? — весь этот разговор вполне мог быть горячечным бредом, да меня и правда терзала горячка, но слишком уж связно все звучало, без логических сбоев. — Рехнулись? Это же бунт!

— Погоди… — Макс, судя по всему, снял шлем, а потом снова надел. — Деталей не скажу.

— Не делайте глупостей! Не надо!

— Привет, Егор, — вмешался в разговор Дю-Жхе, снаряжение которого я тоже модифицировал. — Рад, что ты жив. Помни, что муравьедодав без стаи — мертвый муравьедодав, а муравьедодав в стае — сытый муравьедодав. Мы тебя спасем. Поверь мне.

— Да вы идиоты! — я начал злиться.

Не хватало, чтобы из-за меня пострадала куча народу, все те, кто считает меня другом, кто готов пойти за меня в огонь и воду!