Колокола судьбы

– Не сомневаюсь, – резко ответил Беркут, на всякий случай отбивая ствол его шмайсера. Он, конечно, понимал чувство человека, видящего, как, отпущенный восвояси, спасается его недавний палач, однако отменять свои решения было не в его правилах. – Ты сам видел убитого им офицера.

– А что ему, немца жалко, что ли? Дурак я, что не выпотрошил его, гада.

– Оружием можно лишь убить человека, воскресить его оружием невозможно, – уже на ходу заметил Беркут. – А словом, доверием, прощением – это иногда удается.

24

До выхода радиста на связь оставалось два часа. Во время этого сеанса он должен был передать согласие Беркута следовать в район, который будет указан в радиограмме Украинского штаба партизанского движения, для отлета на Большую землю. А также согласие поручика Войска Польского Владислава Мазовецкого пересечь линию фронта и стать офицером одного из подразделений создаваемой на советской земле польской воинской части.

Вопрос следовать или не следовать в район, который будет указан, для Беркута не стоял. Анд-рей вообще не понимал, почему при этом спрашивают его согласия. Он офицер, и подчиняется приказам. Разве что Центр хотел выяснить оперативную обстановку в местах действия отряда, возможность пробиться к указанному району? Тогда другое дело…

А вот с Мазовецким все обстояло сложнее. Никакого энтузиазма по поводу приглашения за линию фронта он не проявил. Беркута это удивило.

Ему много раз приходилось выслушивать от поручика всевозможные планы «прорыва к своим», то есть перехода в Англию или в Африку, к союзникам, где он мог бы вступить в одну из частей Войска Польского, формирующихся за рубежами Польши.

Что и говорить, планы эти были фантастически сложными. И, очевидно, неосуществимыми. Однако, понимая это, Беркут мудро щадил мечту и самолюбие своего друга, стараясь корректно прорабатывать каждый из них, взвешивая при этом все «за» и «против». И то, что до сих пор Мазовецкий не погиб где-нибудь в горах Чехо-словакии, на подходе к Швейцарии, или на побережье Балтики, было прежде всего заслугой Беркута.

Единственное намерение, которое он в принципе поддержал сразу же и безоговорочно, заключалось в желании поручика вернуться в Польшу и создать там партизанский отряд. Теперь, после побега из плена, Андрей уже более отчетливо представлял себе и эту страну, и то, что там происходит, те условия, в которых Мазовецкому пришлось бы начинать свою борьбу.

Правда, с походом в Польшу он тоже не советовал торопиться. Лучше подождать до весны. Когда впереди лето, есть время позаботиться об отряде, базе, о надежных связях. Кроме того, через полгода многое изменится. Вряд ли война к тому времени закончится, но то, что вермахт ослабнет, что фронт сожрет многие немецкие части, которые пока что находятся в Польше, – это несомненно.

– Так, может, мне вообще подождать, пока туда придет Красная армия, и уже тогда начинать партизанскую борьбу? – язвительно поинтересовался Мазовецкий во время их последней беседы на эту тему.

– В принципе ты можешь уйти хоть сейчас, – сухо ответил Беркут. – Никакой партизанской присягой сдерживать тебя не стану. Но пойми: пока ты дойдешь до Польши, там уже будет поздняя осень. Бесконечные дожди, снег.

– Сейчас меня сдерживает не это. Когда ты исчез, я решил, что уйду, как только выясню твою судьбу. Я не мог уйти просто так, не повидав тебя. Надеялся, что теперь, когда группа разгромлена и мы остались вдвоем, удастся уговорить тебя пойти со мной в Польшу. Какая разница, где бить фашистов? Ведь воевали же русские и украинские добровольцы в Испании. Тем более что ты владеешь немецким и немного знаешь польский.

– Логично. Однако предпочитаю оставаться в Украине до тех пор, пока здесь остается хотя бы один немец. А что сдерживает тебя?

– Хотел бы увести с собой Корбача и Анну. Все-таки втроем. У них есть опыт рейда из Польши сюда. Прошли твою школу. Они польские граждане, и было бы вполне оправданно…

– Согласен, было бы… – перебил его Беркут. – С ними ты говорил?

– Корбач решительно отказался. Сказал, что останется воевать с Беркутом. Все мои напоминания о том, что он поляк…

– Он украинец, Владислав. Украинец, живший в Польше. Где их немало. Как, впрочем, и поляков, живущих в Украине.

– Но разве он родился не в Польше? Разве не там его Родина?

– Предоставим это решать ему самому, – примирительно остудил поручика Беркут, понимая, что продолжать спор на эту тему – значит бередить «национальную рану» Мазовецкого. – Ты согласен с таким подходом, что Корбач, как украинец, родившийся в Польше, сам имеет право решить, возвращаться ему сейчас в Польшу, или же оставаться на этнической родине?

– Согласен.

– Слава богу, что хотя бы по одному из вопросов «высокие договаривающиеся стороны» сумели кое-как договориться.

– Но дело даже не в этом.

– В чем же тогда?!