Колокола судьбы

Зашуршала плита, на серой каменной стене отразилось похожее на изогнутое велосипедное колесо очертание входа. Оно становилось все ярче и ярче.

– Ну что, можно отводить этого партизана в дом, – по-немецки сказал Смаржевский. – И отправлять в Подольск. Пусть теперь им занимается гестапо.

– Жаль, что не попался сам Беркут, – ответил немец, когда, низко пригнувшись, майор уже переступил каменный выступ-порог пещеры.

Ответить Смаржевский не успел. Андрей захватил его за волосы, оглушил рукояткой пистолета и толкнул к Крамарчуку, а сам нырнул в тамбур пещеры, в которую, низко нагнувшись, уже входил немецкий офицер. От неожиданности немец на какое-то мгновение замер, потом, нервно нащупывая кобуру, дернулся к выходу. Но подоспевший Мазовецкий перехватил его, развернул, обезоружил и, сбив с ног, заставил буквально на четвереньках вползти назад, в бункер…

– Кажется, вы очень сожалели, что не смогли повидаться с Беркутом, – сказал Владислав обер-лейтенанту. – Он перед вами. Что вы хотели ему сказать?

– Теперь уже ничего, – ответил за него Смаржевский, неожиданно придя в себя. – Но хочу напомнить, пан Беркут, что в этом подземелье вы находили приют. Я делал для вас все, что мог.

– Поручик, уведи этого, – кивнул Беркут в сторону обер-лейтенанта. – Поговори с ним в гроте, на берегу речки. Кажется, тебе нужны были мундир и документы. А я задам несколько вопросов мягкосердечному и гостеприимному пану Смаржевскому, который успевает давать приют и партизанам, и гестапо, и целой роте карателей.

– Все равно вам отсюда не вырваться! – вдруг истерично закричал обер-лейтенант, нервно подергивая плечами, словно пытался освободиться от веревок, которыми его никто не связывал. – Солдаты уже возвращаются сюда! Вам не уйти! Вас повесят, как бандитов! Особенно тебя, Беркут, тебя! – выкрикнул он последнюю фразу на ломаном русском. – Ты не уйдешь от возмездия!

– Убери эту истеричку, – презрительно бросил Беркут по-немецки. – Стыдно смот-реть. Так что, пан майор, – обратился к Смаржевскому, как только Мазовецкий вытолкал орущего обер-лейтенанта, – продолжим наш разговор? Я не ксендз, но сегодня охотно выслушаю вашу исповедь. Только учтите, у нас с вами не более десяти минут.

– Какая уж тут исповедь? Сжальтесь, пан лейтенант, – Смаржевский тяжело присел на нары и, поморщившись, ощупал затылок. – Вы же понимаете: они заставили меня. Немцы. Гестапо. Сами убедились, как они умеют «уговаривать».

– Но и я знаю, как умеешь уговаривать лично ты, христопродавец! – захватил его пальцами за подбородок Николай Крамарчук. – И брось вилять: «заставили», «уговорили»!.. Если бы заставили, ты бы, допрашивая меня, так не зверствовал. Да и немцы не так относились бы к тебе. Продался, как последняя шлюха, – так и скажи. И задом по земле не елозь.

Пистолетный выстрел, донесшийся из-за каменной стены, заставил замолчать не только Крамарчука. Беркут мельком оглянулся на нишу, за которой исчезли Мазовецкий и немец, а Смаржевский передернулся всем телом, словно кто-то ударил его ножом в спину. Но, похоже, именно этот выстрел напомнил ему, что он – офицер, что идет война, и что сделавший в ней выбор должен принимать смерть мужественно.

Майор поднялся, лихорадочно оправил френч, застегнул ворот и устало, почти безразлично посмотрел на Беркута.

– Пусть он выйдет, – кивнул в сторону Крамарчука. – Говорить хочу с офицером и смерть принять – тоже от руки офицера.

Беркут и Крамарчук переглянулись.

– Выйди, Николай. Последняя просьба, как-никак. Послушаю, что он скажет.

– И почему я до сих пор не офицер?! – остановился Крамарчук между Смаржевским и Беркутом. – А то бы я имел полное право подвесить пана майора на тот же крюк, рядом с фонарем, на который он подвесил меня. Еще раз попадусь немцам, потребую, чтобы допрашивал меня только сержант.

– В следующий раз тебя допросит лично Гитлер, – положил ему руку на плечо Беркут. – Сочтет за честь. А пока проверь пост. У вас, майор, десять минут, – напомнил он, когда Крамарчук задвинул за собой камень-стояк. – К немцам сами напросились?

– Если бы сам! Раскрыли. До сих пор не пойму, как это произошло.

– Что тут непонятного? «Летчик». Его работа.

– Да, но он каким-то образом вышел на меня.

– Это могло произойти случайно. Посоветовали. Кстати, где он сейчас?

– С ними, с карателями.

– После операции вернется сюда?

– Должен вернуться.

– Один?

– Предполагаю, что один. Я бы мог встретить его и помочь вам…

– Ваша помощь, майор, нам уже не понадобится, – неожиданно появился Мазовецкий, на ходу застегивая портупею. Теперь он был в мундире обер-лейтенанта, словно специально для него пошитом.

– Как знать, – проворчал майор.

– Кажется, с минуты на минуту должен подойти «Летчик», – молвил Беркут. – Или у него какая-то иная кличка? – обратился к Смаржевскому.

– Не знаю, называл себя «Пилотом».

– Вот как: «Пилотом»? Звучит. Предупреди ребят, Мазовецкий, чтобы встретили.