Колодец

Они покинули гробницу, оставив за спиной окутанный безмолвием смерти саркофаг и распростертое на нем тело. Но на душе у них почему-то стало легче. Происшедшее больше не казалось им такой уж трагедией. Им пришлось задержаться ненадолго в промежуточном зале, прячась от продолжающих выяснять отношения Стражей. Те как раз облюбовали центральную часть помещения, и землянам пришлось ждать, пока их сцепленные тела не перекатятся куда-нибудь в угол. Как только это произошло, Лоу подхватил девушку под руку, и они быстро перебежали открытое пространство, отделяющее их от спасительного коридора. По дороге к выходу мысли Лоу вертелись вокруг несчастных животных. Несмотря на их природную свирепость, участь обоих представлялась астронавту незавидной. Чудовищам предстояло сражаться до тех пор, пока не иссякнут их жизненные силы или пока один из них не исхитрится одолеть другого. В последнем случае — хотя произойти это могло и завтра, через неделю, и через год — внутренность пирамиды снова превратится в опасное для посещений место. Впрочем, Лоу не собирался больше сюда возвращаться — не только в этот зал, но и на этот остров.

Им потребовалось не больше двадцати минут для того, чтобы найти недостающую дископлиту. Как только земляне благополучно извлекли драгоценный металлический диск, наполовину погребенный в куче других предметов, что-то вдруг сжалось в груди у Лоу, заставив его забыть обо всем и повернуться лицом к возвышающейся в центральной части пирамиде. Он выпрямился по стойке «смирно» и резким, пружинистым движением руки взял «под козырек». Впервые за много лет астронавт отдавал честь существу, которое не имело никакого отношения к флоту Соединенных Штатов. Отдав салют, он повернулся к девушке:

— Теперь все. Можем идти.

Весь обратный путь Лоу вертел в руках добытый диск. Внутри хрустального шара он чувствовал себя почти так же комфортно, как в вагоне подземки. Привычка — великая вещь. Он тут же поправил сам себя: путешествовать в сфере было намного удобней, чем в метро. Здесь не было ни агрессивных попрошаек, ни бедных студентов, ни подростковых банд, ни опостылевших надписей на стенах и окнах вагонов.

Когда, по его расчетам, большая часть тоннеля осталась позади, Лоу прищурился и уставился на быстро мелькающие за прозрачной оболочкой сферы одноцветные стены. Он представил себе, что сейчас увидит сигнальные огни, возвещающие о приближении земной станции метро. Конечно, все это было детской игрой воображения, зато позволило забыться и расслабиться хоть на несколько минут.

Мэгги всю дорогу сидела на краешке кресла и вела себя непривычно тихо, но под конец все же решила вывести своего спутника из задумчивости.

— Ты знаешь, Бостон, мне сейчас кажется, что мы вели себя там как самые последние эгоисты. Все время долдонили об одном: как нам побыстрее вернуться на нашу дорогую Землю. А ведь существует так много других вопросов, которые мы могли задать Создателю! Сколько еще загадок стоит перед человечеством, над их разрешением столетия мучились лучшие умы, а мы могли бы прояснить их простым кивком головы или несколькими словами коцитанина.

— Каких, например? — небрежно осведомился Лоу, не оборачиваясь и не прекращая щуриться в «окно».

— Ну, скажем, в чем смысл жизни? Или сколько звезд во Вселенной?

— Или что было раньше — яйцо или курица, — очень похоже передразнил Лоу, вызвав невольную улыбку на лице девушки. — Я даже не думал, что тележурналисты интересуются подобными вещами. Всегда считал, что, если речь не идет о сексе или о текущем моменте, для вашей братии это несущественно. Глубокие философские размышления у меня как-то не ассоциируются с обликом современного репортера.

Если слова астронавта и укололи самолюбие журналистки, внешне это никак не проявилось.

— Профессия тут ни при чем, Бостон. Это общечеловеческие вопросы, и я их обязательно задала бы, если бы они пришли мне в голову в нужный момент.

Лоу с сомнением покачал головой:

— Никогда не слышал, чтобы репортеры спрашивали о чем-то в этом роде.

— А у кого, собственно, спрашивать? — удивилась Мэгги. — Если хорошенько вспомнить, так среди людей, к которым меня посылали брать интервью, не найдется ни одного, кому можно задать так называемые «вечные» вопросы. Я уж не буду говорить о том, что, если бы я попыталась посвятить одну из своих телепередач смыслу жизни или разбеганию галактик, меня так быстро вышвырнули бы из студии, что я катилась бы колбаской до самой Топеки, где начинала когда-то, читая утренние новости с полей и ферм.

Телекомпании не интересуют общечеловеческие проблемы. Нашим боссам не нравится даже, если журналист на экране кажется умнее так называемого «среднего американца». Они считают, что это отрицательно влияет на рейтинг. И они правы — кто будет смотреть телешоу о смысле жизни? — Она не стала дожидаться ответа от Лоу, да он и сам понимал, что никакого ответа она от него не ждет. — Но все это вовсе не означает, что вечные вопросы не волнуют меня!