Колдунья-индиго

Поэтому Анна Ивановна, скрепя сердце, соглашалась, чтобы ее сыновья откликались на просьбы соседки. Надежда Петровна сначала привлекала для этих акций Гену и благодарила его не только словесно, но много ли она могла заплатить? В конце концов помощник помощника взбунтовался и сказал, что за такие гроши он топить хвостатых малодневок не согласен. А на все уговоры соседки и упреки по поводу черствости его сердца отвечал, что он, правда, с нелегким сердцем, но может отправить в лучший из собачье-кошачьих миров не только новорожденных бедолаг, а и их плодовитых родителей лишь при условии достойной оплаты. Требуемая им сумма для Надежды Петровны была неподъемной. Оставалось обратиться к более непритязательному Грише. Тот за бутылку готов был утопить в помойном ведре кого угодно, но даже за чуть подросших котят и щенят тоже требовал двойного гонорара, потому что их топить жальче. К тому же связываться с ним Надежде Петровне не хотелось: потом будет постоянно ходить и канючить, просить на бутылку в счет будущей работы. Но положение сложилось безвыходное: финансовый и демокошкособачеграфический кризисы в хозяйстве Надежды Петровны совпали. Гена за оплату, как он выражался, растарбайтера, работать отказывался, a Гриша запропал у новой жены и на материнской даче не объявлялся. Новорожденные котята и щенята с каждым днем подрастали, хорошели до изумления, следовательно, тариф за переправку их в ладье Харона в реку Стикс увеличивался даже быстрее, чем за проезд в метро. Когда Надежда Петровна увидела из окошка своего дома, что соседка идет с каким-то мужчиной, она сначала приняла его за долгожданного Гришу и уже вытащила приготовленную поллитровку — основной гонорар, и добавила к ней четвертинку — доплату за моральную вредность. А услышав от соседки о добровольном, да еще и бескорыстным помощнике, совсем воспрянула духом и даже втайне понадеялась, что самаритянин исполнит неприятную работу на благотворительной основе. Пол-литру же и четвертинку удастся сэкономить для финансирования следующей геноцидной акции, которая, увы, была уже не за горами.

Глеб смотрел на жалобно попискивающих и облизывающих его пальцы котят и щенят. Сердце у него защемило от умиления и жалости, и он воззвал к милосердию безжалостных судей, призвал их не творить свой суд беспощадный, а провозгласить оправдательный приговор без вины виноватым и даровать им жизнь. Надежда Петровна оправдывалась, уверяла, что у нее у самой сердце кровью обливается. Но что делать? Если не применять варварских методов контроля за численностью кошачье-собачьего народонаселения, трагические последствия неизбежны. Она слышала, что даже в цивилизованной Англии расплодившиеся травоядные овцы съели людей. Травоядные, и то съели! А кошки и собаки как-никак хищники! При недостатке территории и пищи и избытке зверонаселения домашние питомцы сначала начнут есть друг друга, а потом очередь дойдет и до хозяев! И призрак голодомора уже бродил вокруг ее дачного участка. Хозяин столовой лишил безотказную уборщицу-посудомойку зарплаты в денежном исчислении, а на ее ставку нанял сразу двух еще более безотказных и непритязательных работниц, прилетевших по весне вместе с грачами из теплых южных стран. Хорошо еще, что добрый менеджер не лишил Надежду Петровну полностью права на труд, но оплачивал теперь ее услуги только пищевыми отходами, которые кормилице хвостатых нахлебников разрешалось уносить уже не в ведрах, а в ведре. И не потому, что менеджер превратился в жадного Гобсека, просто львиную долю пищевого секонд-хэнда забирали себе попутчицы грачей. И свою долю они с каждым днем увеличивали и увеличивали, так как с юга к ним теперь без всяких грачей прибывали все новые и новые родственники. Мало того что доля Надежды Петровны постоянно уменьшалась, товарки по посудомоечному цеху прознали о подопечных ущемляемой и обделяемой и стали уговаривать ее отдать хвостатых подруг в их умелые руки. Мол, лучше самоотверженная гибель во благо чьих-то желудков, чем бесполезное мучительное и длительное умирание в костлявых объятиях голодомора. Но Надежда Петровна где-то читала о жестоких особенностях рецептуры восточных кухонь, где несчастные будущие мясные деликатесы варят и жарят живьем. Поэтому она не соблазнилась ни на какие посулы и тем уберегла хвостатых малолеток (то есть малодневок) от страшных мучений.

— Ну а это, — Надежда Петровна трагически заломила руки над помойным ведром, — неизбежное, но наименьшее зло! Что поделаешь, в конце концов все там будем, — и престарелая фаталистка задумчиво возвела очи к кроне развесистой яблони, где зеленая весенняя листва уже шелестела погребальную песнь над обреченными на безвременный уход в небытие малютками. — И потому… — Надежда Петровна, горестно покачав головой, без слов указала на ужасный помойно-погребальный сосуд, готовый принять в свои темные водяные недра невинные жертвы.