— Мама сказала, что она уезжает в командировку, а я пока поживу здесь.
Алиса, в панике подумал Мирон, Алиса! Влетел в спальню, сбросил подушки, под которыми нашелся телефон, и набрал ее. Потом снова и еще раз пять, прежде чем услышал ледяное:
— Да.
— У меня тут ребенок.
Алиса помолчала.
— Ну, Отдельнов, что сказать. Поздравляю. Уверена, это именно та ответственность, с которой ты справишься.
— Да не мой, чорт, Алис, я не знаю чей! Возьми такси, я оплачу, только прямо сейчас приезжай. Я не знаю, что с ней делать.
— Я у Дани.
— А… Прости.
Он сбросил вызов. Давай думай сам. Думай сам, решай сам. В Видное ее нельзя: родителям в жизни не объяснить. Калерия пошлет его на хрен: общение с ней с самого начала не заладилось. Этери? О ее жизни Мирон ничего не знал. Или же сбагрить каким-нибудь родственничкам до возвращения блудной мамки…
Окрыленный таким элементарным решением, Мирон вернулся на кухню. Девочка все еще была там и встретила его взглядом исподлобья.
— Мы завтракать будем? А то уже обедать пора.
— Закажу. — Он честно открыл приложение доставки. — У тебя бабушки-дедушки есть?
— Нет.
— А дальние родственники?
— Есть, только я их не знаю.
— И где они?
— В Петрозаводске и в Иркутске.
Вот тебе и Карелия. Вот тебе и Байкал.
— Ты где вообще живешь? Ну, твой адрес?
— Мама говорила не называть незнакомым.
Фраппе как раз вернулась в свой вольер, и девочка тоже забралась туда с ногами.
— Я знакомый. Ты у меня ночевала.
— Но ты же не будешь у себя воровать. А у нас будешь.
Мирон словно бился лбом о невидимую стену, даже голова заболела. Девочка снова схватила Фраппе — енотиха счастливой не выглядела. Больше всего на свете Мирону хотелось, чтобы девочка собралась и исчезла.
— Тебя не видят, — сказала она вдруг, и Мирону понадобилась пара секунд, чтобы сопоставить эту мысль с их предыдущим разговором. Мысль туда не подходила. — Ты много делаешь, стараешься, но никто этого не замечает и не поддерживает тебя. Родителям не скажешь. Остальные заняты своим или им все равно. И рука болит. Болит, да? — Он привык к боли, но после этих слов почувствовал ее снова. — Бедный Мирочка. — Она выпустила енотиху, подошла к Мирону и потянулась, чтобы погладить его по голове. Глаза отчего-то защипало. Он покорно сидел, пока девочка приговаривала: — Все будет хорошо, хорошо.
А потом запищал домофон. Пришлось вставать и идти в прихожую.
— Кто?
— Я, — ответили тихо.
На пороге стояла Алиса, в ее волосах блестели капельки воды. Она выглядела такой же утренней и несобранной, как и он сам.
— Здравствуй.
Она кивнула и пристально на него посмотрела.
— Ты плачешь?
— Нет, — сказал Мирон и отвернулся.
Алиса прокралась в кухню и мгновенно переменилась. Как будто подключила к себе пауэрбанк с зарядом веселья.
— Приве-ет! И тебе, Фраппе!
Эту дважды приглашать не требовалось — енотиха мгновенно вскарабкалась по джинсам, и теперь ее гладили четыре руки.
— Как тебя зовут?
У девочки есть имя, точно. Мать ее не представила, а сам он спросить не догадался.
— Марта.
— Класс! Я Алиса. — Она взяла со стола телефон в ярко-розовом чехле с поп-сокетом в виде кошачьей лапки. — Можно глянуть?
Марта с готовностью кивнула, — похоже, внимание Алисы ей нравилось.
— Хочешь покормить Фраппе? В холодильнике есть бананы.
Избавившись от девочки, Алиса быстро разблокировала телефон и открыла телефонную книгу. «Мамочка» — прочитал Мирон, прежде чем она нажала вызов. Абонент ожидаемо не отвечал или был временно недоступен. Фраппе и Марта жевали один на двоих банан.
— Ладно. — Оптимизм Алисы и не думал угасать. — Марта, ты из Москвы? Далеко живешь?
— На Каширском шоссе.
— А что там рядом интересненького? Куда обычно ходишь?
Марта пожала плечами.
— В «Плазу». Еще у нашего дома раньше был большой книжный магазин, а потом его закрыли.
Мирон истолковал брошенный на него взгляд Алисы верно и быстро поискал: вот оно — дом 88, дробь 26, cтроение 2, «Московский дом книги», больше не работает, прямо напротив — ТРЦ «Плаза».
— Погнали.
— А завтрак? — жалобно напомнила Марта, хотя послушно начала сгребать в небольшой рюкзачок раскиданные по дивану игрушки.
— По пути заскочим.
Мирон припарковал «Эскалейд» во дворе серой многоэтажки — одной из четырех, стоящих в ряд вдоль Каширки. Двор как двор: трансформаторная будка, детская площадка, криво кронированные тополя. Возле каждого из двух подъездов стояло по выкрашенной в коричневый лавке — сейчас они пустовали.
Сонная Марта с рюкзаком за плечами и бумажным пакетом, полным бургеров, наггетсов и картошки фри, в руках остановилась у первого подъезда. Приземлив пакет на лавку, она сняла рюкзак и пошарила внутри. Раздался звук, похожий на перекатывание деталек лего. Ключ все-таки нашелся — на самом дне. Глядя, как она понуро поднимается по лестнице и ковыряет ключом в дверном замке, Мирон ощутил укол жалости и сам себя одернул: других вариантов нет, просто нет.
Вслед за Алисой он обошел комнаты: спальня и детская; если сложить их вместе, общая площадь оказалась бы меньше кухни в доме-яйце. Балкон на три шага. Грязная посуда в мойке. На полке холодильника нашелся зеленоватый хлеб и вздувшийся йогурт.