– Я не собираюсь обходиться без всего лишь потому, что ты болен, – на одно мгновение лицо ее вспыхнуло и тотчас вновь будто закаменело. – Как-то на днях Пэт рассказывала мне о Гарри. Сказала, что ей противна сама мысль о том, что он может к ней прикоснуться: ее буквально воротит от него. Как и тебя от меня.
– Все как раз наоборот. Это тебя от меня воротит.
– Мы женаты уже четырнадцать лет, и мне лучше знать, что я чувствую.
– Мне тоже, – парировал он. – Я бы рассказал тебе, что я чувствую и что заставляешь меня чувствовать ты, да только ты не поверишь.
– Тебе не надо было улетать в этот безумный вояж, – сказала она. – И нам с тобой не надо было ездить в Милбурн с Гарри. Это только испортило все еще больше.
– Ты всегда против, чтобы я куда-то ездил, – сказал он. – Ты считаешь, что я убил Робби, и хочешь, чтобы я вечно торчал здесь и продолжал расплачиваться за это.
–
– Я пойду с тобой на терапию, – сказал он. – Слышишь? С тобой. Мы пойдем вместе.
– Сам знаешь, кому действительно нужна терапия!
– Не уехал куда? – Майкл отвернулся, вышел из кухни и молча поднялся по лестнице.
Он долго лежал в постели, вслушиваясь в темноту. Из кухни доносились звон и грохот, открывались и закрывались дверцы шкафчиков. Наконец он услышал, как Джуди поднимается по лестнице и, к его удивлению, направляется к двери спальни. Она наклонилась над ним:
– Я просто хочу сказать, хотя и знаю, что ты не поверишь. Я хотела, чтобы этот день стал особенным для тебя.
– Не сомневаюсь.
Даже в темноте он видел, как ярость, отвращение и как будто неверие в происходящее пронизывают ее тело.
– Лягу спать в гостиной. Даже не знаю, можно ли нас теперь называть мужем и женой.
Майкл пролежал с закрытыми глазами еще полчаса, затем наконец сдался, включил свет и взял с тумбочки роман Генри Джеймса.
Книга вдруг представилась безмятежным крохотным садом, мельком увиденным им далеко внизу, на дне свалки. Чайки носились и кричали над горами мусора, по которым шныряли крысы, а в самом низу, в цветущем уголке, в безопасности книжной страницы, мужчины и женщины, окутанные сиянием интеллекта, двигались в эстетичном непрестанном танце. Пул, скользя, осторожно спускался по мусорным кучам к идеальному саду, но с каждым шагом лишь отдалялся от него.
Разбудил его плеск воды – Джуди принимала душ. Через несколько минут она вошла в спальню, завернутая в длинное розовое полотенце.
– Ну что ж, – сказала она. – Мне надо на работу. Ты по-прежнему настаиваешь на том, чтобы ехать в Нью-Йорк?
– Я должен ехать.
Она достала из шкафа платье и покачала головой, будто решив для себя, что дело безнадежно.
– Тогда у тебя, наверное, не останется времени сегодня заглянуть ни в офис, ни в больницу.
– Может, заскочу на минутку в больницу.
– Может, ты заскочишь в больницу и уже оттуда поедешь в Нью-Йорк?
– Именно так.
– Надеюсь, ты помнишь, что я сказала вечером, – она сдернула платье с плечиков и хлопнула дверью в гардеробную.
Майкл поднялся с кровати. Он чувствовал себя усталым и подавленным, но уже больше не актером, и больше не казалось, что его поместили в чужое тело. И тело, и несчастье были его собственными. Он решил отнести Стейси Тэлбот еще одну книгу и рылся на полках, пока не нашел старенький томик «Грозового перевала» с его же подчеркиваниями.
Перед уходом из дома он спустился в подвал, чтобы заглянуть в чемодан, куда убрал кое-какие вещи Робби после его смерти. Он не рассказывал об этом Джуди, поскольку она настояла на том, чтобы они раздали или уничтожили все, что принадлежало их сыну. Чемодан тот был неуклюжим пережитком тех далеких дней, когда родители Майкла отправлялись в морские путешествия. Когда же Майкл и Джуди переехали в Вестерхольм, они наполнили его книгами и одеждой.
Майкл опустился на колени и открыл крышку. Здесь покоились бейсбольный мяч, рубашка с короткими рукавами с вышитыми лошадками, потрепанный зеленый диметродон и целый набор пластиковых динозавров поменьше. На самом дне лежали две книги – «Бабар» и «Бабар: царь слонов». Пул взял обе книги и закрыл чемодан.
29. Опознание