Когда устанет даже смерть

доминионских военных, охранявших станцию монорельса, казались куда понятней и привычней улыбающихся

идиллийцев. Ровно такие же патрули уже стали нормой на Новом Плимуте. Отличалась разве что форма, и не было

безразличных ко всему киборгов.

Зато тут были репликанты. Вид знакомого до последней чёрточки лица застал Эйнджелу врасплох. Она глупо

моргнула, споткнулась и едва не упала.

– Ты чего? – удивилась поддержавшая её Свитари.

А затем она тоже увидела его. Их. Репликант шёл к пятерым братьям, один из которых был облачён знакомую броню.

В первую секунду Свитари хотела крикнуть что-то, побежать, обнять... Но наваждение миновало и память подсказала, что это не Блайз. И под шлемом не может прятаться угрюмое лицо с уродливым шрамом. Они мертвы, а их братья –

другие, совершенно незнакомые им люди. Или не люди, как считают сами репликанты.

Свитари крепко сжала руку сестры. Пальцы Эйнджелы ощутимо тряслись, а взгляд не отрывался от репликанта в

броне. Ри догадывалась, что в голове сестры бьётся безумная мысль: сейчас забрало шлема разойдётся в стороны и...

Репликант пододвинул к себе тарелку, раскрыл шлем и принялся с аппетитом уплетать жаркое.

Шрама не было.

Его и не могло быть.

Видно, почувствовав на себе взгляды, репликант с интересом посмотрел на Лорэй, особенно пристальное внимание

уделив Эйнджеле. Повернувшись к братьям, он спросил что-то и теперь все шестеро с присущим им прямодушием

разглядывали необычную туристку.

Эйнджела представила, что кто-то из них попытается удовлетворить любопытство и подойдёт к ней, чтобы узнать, где

она “получила эти повреждения”. Она услышит знакомый голос, принадлежащий незнакомому человеку...

Представила и поняла, что лезвия, медленно разрезающие плоть, — ещё не самая страшная пытка.

– Поехали отсюда, — хрипло выдохнула Эйнджела.

Ри, уже открывшая приложение местного робо-такси, кивнула.

Пункт назначения на навигаторе она выбрала, не задумываясь, и лишь когда машина остановилась, Лорэй поняли, что

знают этот район. Здесь прошла немалая часть их детства: отцовская яхта частенько заходила на Идиллию, где он

познакомился с будущей женой.

— Едем в гостиницу? – на всякий случай уточнила Свитари.

Эйнджела отрицательно покачала головой, открыла дверь и, поколебавшись, вышла из машины. Сестра последовала за

ней, как всегда, без вопросов и сомнений.

На знакомые с детства места Лорэй смотрели сторонними наблюдателями. Между ними и миром словно некое злое

божество развесило прозрачную плотную плёнку: чего ни коснись -- почувствуешь лишь безжизненную гладь

незримого кокона. Будто они уже умерли и теперь скитались в мире живых неприкаянными душами.

Ноги сами собой вывели сестёр на знакомую с детства улицу. Взгляды близнецов то и дело цеплялись за врезавшиеся

в память детали: старый вяз с верёвочными качелями, винтажный кованый флюгер в виде летящей на метле ведьмы, запах свежей выпечки из кондитерской на углу.

Фасад дома, в котором они росли...

Лорэй переглянулись и замерли. В высоких светлых окнах мелькали силуэты, из сада донёсся весёлый переливчатый

смех. Стоило открыть калитку в невысокой декоративной ограде, пройти по мощёной тропинке, подняться по четырём

ступеням – и они вернутся домой. Наверное, там живёт их родня. Наверное, им будут рады. Наверняка. На Идиллии

рады всем.

Но близнецы так и стояли, не сделав ни единого шага.

С каждой новой минутой, проведённой на Идиллии, они всё ясней чувствовали, что родной мир всеобщего счастья

стал для них чужим. Лорэй всегда знали, что не смогут вернуться. Не после того, что пережили. Не теми, в кого

превратились. Потому предпочли чуждый мир смерти родной Идиллии. Дом остался в прошлом дивной счастливой

сказкой. Мечтой. А Лорэй лучше всех знали, что мечты достигнуть нельзя. В ней можно только разочароваться.

И теперь они убедились в этом. Глядя на свой дом, они со всей ясностью осознали, что вернулись на Идиллию только

телами. А душами... Их души осталась где-то в мрачном и холодном месте, выброшенные хозяйками за

ненадобностью.

Дом, старый вяз, запах выпечки, счастливые лица идиллийцев – всё причиняло боль. Всё превращалось в болезненное

воспоминанием об утраченном рае, частью которого Лорэй уже не способны стать.

Разочарование, обида и жалость к себе захлестнули близнецов с такой силой, что шедшие мимо идиллийцы

вздрогнули, поражённые столь неуместными на этой планете чувствами. Не желавшие непрошенного участия и

расспросов сёстры поспешно, едва не срываясь на бег, покинули злосчастную улицу. Но куда бы они ни пошли – их

преследовали всё те же шокированные эмпаты. И каждый взгляд, каждое эмпатическое касание будто говорило Лорэй: вы не такие, как мы.

Сёстры чувствовали себя траурными кляксами на ярком праздничном полотне. Осколками восхитительного витража, несущими лишь отблеск, смутное воспоминание о прекрасной сказке. Неполные, ущербные осколки с острыми

ранящими краями.