Когда устанет даже смерть

фразы дворняг, которые проходили под термином “этикет”, для Чимбика всё ещё оставались малопонятными, и

репликант избегал применять их без крайней необходимости.

Старший из мальчишек, Майк, если сержант верно понял, поднялся на ноги и помог подняться всё ещё

всхлипывающему брату. Поддерживая младшего, они неуклюже доковыляли до Чимбика. Сержант отметил, что

Талика напряжённо следит за детьми, но не пытается помочь в деле, с которым те явно способны справиться сами.

Майк протянул Чимбику автодоктор и очень серьёзно и искренне поблагодарил:

– Спасибо тебе!

– Ты теперь мой друг! – шмыгнув носом, объявил младший. – Мам, можно мой друг зайдёт к нам в гости? Ты же

зайдёшь, да? У нас есть пирог. И колония муравьёв. Я тебе покажу.

Столь же самозабвенно, как недавно плакал, мальчонка смотрел на Чимбика сияющими глазами, полными обожания и

восхищения. Его чувства, проецирующиеся вокруг столь же ярко, как недавно боль и обида, словно погрузили

репликанта в тёплую ласковую воду. Чимбик буквально тонул в необъяснимой, незнакомой, но переполнившей всё его

существо детской любви. Этот эмпатический контакт ошеломил сержанта едва ли не сильнее, чем агония Эйнджелы

на Эдеме. Но если сержант хорошо знал, как поступать с болью, то перед любовью и обожанием оказался совершенно

безоружен.

– Конечно, ты можешь пригласить гостя в дом, – с улыбкой сказала Талика и предложила Чимбику. – Погости у нас

немного. Ты ведь хотел посмотреть, как на самом деле живут идиллийцы.

На сержанта снизу уставились два умоляющих, полных надежды взгляда.

– Я... – растерянно произнёс Чимбик, сбитый с толку детскими эмоциями, – ...могу ненадолго остаться, если это

разрешено...

Глава 23

Планета Идиллия

Идиллия угнетала Эйнджелу.

С того самого дня, как её вывели из искусственной комы, она хотела лишь одного — сбежать. С некоторым

удивлением Эйнджела осознала, что её раздражает присутствие эмпатов. Идиллийцы были добры и полны сочувствия, но понять... Понять её они не смогли бы, даже если Эйнджела попыталась рассказать.

Она и не пыталась.

Эйнджела смотрела сквозь оконное стекло на город в зелёных кружевах парков и ощущала неясную тревогу. Здания, идиллийцы и даже сам запах планеты будили в ней смутные детские воспоминания. Они всплывали неохотно, словно

намекая, что прошлое не вернуть и лучше его не ворошить. Но прошлое окружало Эйнджелу, преследовало и мучило

вязкими ночными кошмарами.

В оконном стекле отразилось изрезанное тёмно-красными полосами лицо. Оконная рама придавала отражению

сходство с портретом, испорченным каким-то вандалом. Идиллийские врачи обещали вскоре избавить Эйнджелу от

уродующих отметин, но чем больше она вглядывалась в отражение, тем меньше хотела этого. Казалось, что

внутреннее уродство просто вырвалось наружу, расплескавшись по телу багряными мазками.

Губы девушки изогнулись в злой усмешке. Пожалуй, такой она нравилась себе больше. Хоть что-то настоящее для

разнообразия.

Больничная роба упала на пол, и Эйнджела неспешно оделась. Открытое белое платье вызывающе демонстрировало

яркие росчерки лезвия на светлой коже. В некоторых местах порезы складывались в грубый узор: сенатор тоже был

творцом. И психопатам не чуждо чувство прекрасного.

Такси Эйнджела вызвала практически к самым дверям госпиталя, а вот в космопорте позволила себе неспешно

пройтись по зоне прибытия под взглядами сотен идиллийцев и гостей планеты. Своё уродство она несла, как знамя —

гордо и с поистине королевским достоинством.

Окружающие за редким исключением отводили взгляды от неприглядного фрагмента настоящей жизни в обрамлении

искусственного рая Идиллии.

— О, решила сменить имидж? — раздался жизнерадостный голос Свитари. – Эпатажненько, мне нравится. Но в

чёрном с кружевами было бы лучше.

Всё ещё под личиной бейджинки она сейчас меньше всего походила на сестру.

— Жарко, — пожала плечами Эйнджела, и идиллийцы поблизости болезненно сморщились.

Это почему-то вызвало приступ злорадства у обеих Лорэй. Так голодные без особых причин радуются бедам сытых, бедные – неудачам богатых.

– Как насчёт прогуляться? – предложила Ри, забрасывая за плечо рюкзак с немногочисленными пожитками. — Я

задолбалась неделю мариноваться с этим придурком в каюте.

Ощущавшая на себе сотни косых взглядов Эйнджела молча кивнула. Рядом с сестрой она ощущала себя готовой

встретиться с родным миром без защиты больничного окна.

Мастерски раскрашенные вагоны монорельса домчали сестёр из космопорта в туристический квартал, где они

планировали снять гостиницу. Дальше жить в госпитале у Эйнджелы не было ни малейшего желания. И в

туристическом квартале они со своей светлой кожей не будут выделяться из толпы.

Лорэй и чувствовали себя туристами. Идиллия выглядела чужой, незнакомой, нереально беспечной. Даже патрули