Когда шатается трон

— Но как же так?.. А если бы они, когда их брали, начали стрелять или закричали? У них ведь и гранаты при себе имеются…

— И что? Пусть стреляют, пусть взрывают сколько душе угодно.

Кто-то из штатских, усмехнувшись, выдернул из кармана пистолет и выпалил в небо всю обойму. Заорал радостно в полное горло:

— Эй, кто слышит меня, отзовись!.. Никто не слышит! Нет здесь никого!

— А охрана?

— Нет охраны. И Жукова. И генералов. И объекта нет. Никого нет! Лес тут на сто вёрст. Глухомань с сугробами и зверьём. И толпа недоумков в полной выкладке и при оружии.

— Но как же…

— Так.

— Выходит, проверочка это была, — мотнул головой Абвер. — Опять проверочка!

— Выходит. И выдержали ее не все, о чём разговор будет особый. Хреново вы воспитываете личный состав! Или вы считали, вас вот так, не пощупав за причиндалы, на маршалов бросят? А если у вас коленки подогнутся? Вот теперь — может быть. Хотя не факт, что следующий выезд тоже не окажется учебным. И следующий… Можете считать, что по итогам учений вы получили неуд. Впрочем… предателей мы выявили, что немаловажно… А остальные… По остальным не здесь решать и не нам.

Уже «дома», в шарашке, командиры опрокинули по стакану спирта.

— Крепко нас за жабры взяли, так что не вздохнуть не пикнуть. Это ведь никогда не узнать, в бой тебя посылают или в дерьмо по ноздри окунают… — выругался Кавторанг.

— А ты привык, когда только чёрное или белое, без оттенков?

— Привык, — ответил Кавторанг. — На передке всё в открытую, без вывертов. Бой, значит, бой — ура! — в атаку, занял плацдарм — вцепись когтями. Немец прёт — держись до последнего, хоть зубы до дёсен искроши. Фриц, он тоже без подстав — такой же пехотинец, воюет как умеет, как по уставу положено. И даже особисты свои в доску мужики. Да, могут шлёпнуть в затылок по законам военного времени, но так измываться не будут. И даже в штрафбате… Не моё это, чтобы вот так, с подковыркой, чтобы каждого подозревать и проверочки ему чинить.

— А как иначе, Кавторанг? Иначе нельзя, доверяй, но… проверяй, — зло ответил Абвер.

— И тебя проверять?

— И меня. И всех. Человек — не железо, со всех сторон его гнёт и корёжит. За просто так, за глазки голубые никому верить нельзя. Сегодня ты герой и друг распрекрасный, а завтра… Слаб человек и через слабость свою много дров наломать может. Ты ведь и сам людишек, которые по трусости своей побежали, шлёпал. Было?

— Было. Только там всё как на ладони — сразу видно, кто чего стоит. Если ты трус и паникёр — получай свою заслуженную пулю в лоб, если герой — вешай медаль на грудь. Друг, значит, друг. Враг, значит, враг.

— А на зоне? — спросил Крюк.

— Что «на зоне»?.. Там тоже всё ясно: тут блатные, здесь мужики, на вышках во́хра, в кабинете — прокурор.

— А кум?

— Куму я сразу всё объяснил, что почём. Не захочешь под него ложиться — никто не заставит. А здесь ни чертаˊ не понять — кто ты, за кого, против кого? Не умею я такие шарады разгадывать и не хочу!

— Тогда, считай, повезло тебе, как той гимназистке, что в публичном доме, умудрилась невинность сохранить, — усмехнулся Абвер.

— Может, и повезло… Повезло, что жив на войне остался. А может, и нет, коли до такого дожил. Лучше бы я там, на передке, кости сложил или в штрафбате…

* * *

Папка была серая, листочки пронумерованные, вопросы как под копирку.

— Двенадцатого июля сего года вы, без суда и следствия, единоличным своим решением расстреляли трех военнослужащих: Степанова С.П., Арутюняна Г.Т. и Абдулаева А.С. Вот протоколы допросов рядовых, присутствовавших при расстреле, показания командиров, рапорт политрука Кожевникова… Вы признаете свою вину?

— Факт — да, вину — нет. Я не военнослужащих расстрелял, а паникёров, трусов и предателей, которые к немцам драпануть хотели.

— Откуда такая уверенность?

— Я их жопы в бинокль видел, когда они к фрицам ползли. Еле перехватить успели. Двух бойцов из-за них потеряли. Если бы я их не приговорил к высшей мере и не шлёпнул, то и другие драпануть могли. Или их что, отпустить надо было?

— Нет, задержать и передать соответствующим органам для проведения следствия и вынесения приговора. По закону. А вы учинили самоуправство.

— Где бы я взял на пятачке «соответствующие органы»? Они там, в тылу, остались.

— Надо было переправить задержанных с ближайшим транспортом.

— У меня все транспорты на подходах немцы топили, а если кто прорывался, мы палубы ранеными заполняли. Нет у меня лишних мест для дезертиров.

— Послушай, Кавторанг, лично мне ты симпатичен, и я тебя понимаю. Но есть закон. И есть рапорт политрука Кожевникова. На хрена ты их перед строем шлёпнул, не мог тихо, в окопчике, пристрелить, чтобы никто не видел? Или в поле, и списать на боевые потери. А ты спектакль устроил… Шапито со зрителями… Теперь делу обратного хода нет. Налицо превышение служебных полномочий.

— Я же говорю: они к немцам хотели…

— А доказательства где? Вот, к примеру, Кожевников не исключает, что они хотели «языка» добыть или патроны на нейтральной полосе собрать.

— Откуда он это может знать, когда носа из блиндажа не высовывал? Сука…