В это время к ним подошли два сверстника, в суконных брюках и гимнастерках, перетянутых желтыми ремнями, в крепких светлых ботинках.
«Эко! — поразился Тимер. — Какие форсистые! Видно, сыновья большого человека».
— Ура! К нам новички приехали! — радостно воскликнули пришедшие. — Чего стоите? Идем к директору!
— Хорошо, ребятки! — оглядев прибывших, устало пробормотал директор, пожилой коренастый мужчина. — Отдайте эту записку коменданту. Пусть вас постригут, вымоют в бане и дадут одежду. — Немного подумав, он добавил на прощанье: — Обед еще нескоро, надо бы вас покормить с дороги.
Ребята застенчиво улыбнулись. Добрые слова директора согрели их души.
Вот она — новая жизнь, ждет их за ближним поворотом, ждет еще окутанное туманной дымкой неизвестное, но обещающее много счастья будущее… Не обманет ли оно робких мальчишеских ожиданий?
После бани, выпив чаю с молоком, утомившиеся за день «комиссары» завалились спать, и никто не в силах был разбудить их сегодня.
И вот настал первый день учебы…
Высокий черноволосый учитель окинул класс взглядом и, приметив новичков, сидевших с опущенными лицами за последними партами, улыбнулся. Неторопливо подойдя к столу, он раскрыл классный журнал.
— Янсаров! — познакомившись с мальчиками, сказал он и провел пальцами по густым усам. — Скажи, Тимер, что делают с каменным углем?
Робко поднявшись с места, Тимер опустил голову. Что такое каменный уголь? Слово это он слышал впервые. Уши мальчугана покраснели и стали похожи на осенние кленовые листья.
— Топят им, — сложив у рта ладони, зашептал Малик, один из тех, кто встретил новичков вчера.
Но зашумело от испуга в голове Тимера, не слышал и не видел он ничего.
— Топят, — показывая на печь, подсказал и Галяу. — В печи кладут.
«Кладут» — услышал Тимер и облегченно вздохнул.
— Из каменного угля кладут печи, — широко улыбнувшись, ответил он.
Класс засмеялся.
Учитель удивленно пожал плечами, не зная, сердиться ему или нет.
Тимер совсем пал духом. «А еще друг называется! — подавленно подумал он о Галяу. — Слушай его после этого».
С тех пор нередко дразнили его товарищи:
— Эй, Тимер! Не сложишь ли нам печь из каменного угля?..
Но время шло… Ко всему привыкает человек, ребенок особенно. Распорядок дня в приюте был прост. Утром — четыре часа учебных занятий, после обеда работали в столярной мастерской, где делали столы и стулья… И все бы хорошо, да только не нравился мальчикам учитель труда Курбанов — уж очень суров. Что не по нему, тут же швыряет на пол топор или фуганок и начинает дико ругаться. Серые глаза его круглеют, нос хищно обостряется, хватает он своих учеников за уши, больно выворачивает их, а то и по щекам бьет. Ребята мстили ему за это по-своему: расписывали тайком стены надписями, одна из которых, например, сообщала: «Курбан — дурак, ему в ухо кулак!»
Тимеру от учителя попадало редко, он любил работать в мастерской. Он первым среди сверстников перешел на токарный станок, к которому других Курбанов и близко не подпускал. Кричал: «Сначала топор научитесь в руках держать!»
Мальчишки злились на Тимера.
Тимер обижался. Разве не видят они, как он старательно работает. Видно, зависть в них говорит. Учителя боятся, а на нем зло срывают. Ох, и нелегко ему стало жить! Дежурные в столовой специально наливают ему самый жидкий суп, без кусочка мяса. Одна вода и капуста. А перед сном озорники прячут его подушку или раскидывают поставленные сушиться ботинки. Не заметишь, так и проваляются до утра сырыми…
Как-то наступил очередной понедельник. В этот день Курбанов бывал особенно сердит: глаза у него мутные, нос красный, весь трясется и все валится у него из рук. Курбанов еще не приходил в мастерскую, и мальчишки сломя голову носились по ней. Галяу изображал учителя: встал за токарный станок и, понизив голос, заворчал:
— Вот никуда не годный кусок, взяли его в руки. Так! Прикрепляем его к станку. Так-так! Нажимаем на педаль. Вж-ж-ж!.. Что же получается, а?
Станок неожиданно издал протяжный воющий звук, что-то в нем треснуло, и он остановился.
Схватившись за голову. Галяу от страха присел к опорам станка. Что делать теперь?..
В это время в мастерскую вошел Курбанов.
— Стоим? Так-так…
Все молчали. Сегодня учитель казался просто разъяренным.
«Все!.. Мы пропали!..» — затаили дыхание перепуганные ученики.
Внезапно, похрустывая стружками, валявшимися под ногами, Тимер медленно направился к Курбанову.
— Агай! — тихо сказал он. — Я сломал вал токарного станка.
— Что? Дармоед! — заорал учитель и, засучив рукава, бросился к мальчугану. Казалось, вот-вот он его ударит.
Тимер не побежал, а стоял как вкопанный. В голове у него зашумело, отчаянно забилось сердце, а глаза вспыхнули бешеным огнем. «Они были как огненные стрелы», — с восхищением говорили позже ребята.
Учитель остановился.
— Тьфу, чертов глазастик! — рявкнул он, резко повернулся и, хлопнув дверью, ушел.
— Ай да Тимер! — пробормотал, придя в себя, Галяу. — Ну и храбрец.
— Он же знал, что ему не попадет от Курбанова, — сказал кто-то. — Хотел обелить себя перед нами, вину взял на себя.
Но остальные мальчишки не поддержали говорившего.