Когда правит страсть

– Я склонен думать, что тебя одурачили и что советники Брасланов значительно поумнели, чтобы затевать нечто в этом роде.

– Одурачили? Каким образом?

– Твоего опекуна подкупили или заставили, возможно, применив угрозы в твой адрес. Ему внушили эту сказочку, включая историю Леонарда Кастнера, известного в качестве главного подозреваемого по этому делу, так же как и историю Растибона, самого известного убийцы того времени. Я верю, что он лубиниец, возможно, один из впавших в немилость аристократов, решивший начать все заново в другой стране, вместо того чтобы прозябать на родине, – что соответствует тому, что он рассказывал тебе в детстве. Он мог поддерживать связь со здешними старыми друзьями, так что Брасланы узнали и о нем, и о его племяннице подходящего возраста. Подумай, Алана! Все, что ты рассказала мне, поведал тебе он, да и то совсем недавно. И если он действительно считал, что тебя могут убить, если ты не поверишь этой сказке, то постарался хорошенько приукрасить ее, вплоть до признания в том, что когда-то он был убийцей.

Алана потратила несколько секунд на то, чтобы увязать все услышанное воедино, но что-то тут не сходилось.

– Если это устроили Брасланы, то зачем еще и мятежники? – осведомилась она. – Или хочешь сказать, оба заговора не связаны между собой?

– Очень связаны и дополняют друг друга. Их пропаганда просто подготовила твое эффектное появление.

– А война?

– Если они сумеют вернуть корону, то полное уничтожение им ни к чему. Чем больше народу погибнет, тем меньше подданных останется. Дело вовсе не в войне, Алана, а в том, чтобы посеять в людях недовольство нынешней властью, чтобы они были готовы снова утвердить Брасланов на троне. Ты их последняя козырная карта. Если ты преуспеешь, если Фредерик действительно объявит тебя своей дочерью, его обвинят в том, что он пытается обмануть народ с помощью фальшивой принцессы. За этим могло бы последовать два возможных результата: мгновенное восстание, которое закончилось бы его смертью или отречением от трона. В этом весь смысл этой истории, и ты сама это говорила, когда утверждала, что приехала, чтобы предотвратить войну. Ты ведь не отказываешься от своих слов?

Такая версия потрясла ее. Она звучала правдоподобно, если не считать того, что Паппи никогда бы не согласился на такое. Он сказал бы ей правду и увез бы подальше от опасности, даже если бы это означало покинуть Англию и найти другое убежище. Он, конечно, не стал бы ей лгать и заставлять участвовать в столь жестокой интриге.

– Я понимаю, почему твоя история тебе нравится больше моей, – задумчиво произнесла Алана. – Ты скомпрометировал дочь короля. И тебя ждет его гнев, когда мы наконец воссоединимся.

– Если это окажется правдой, я буду вынужден смиренно просить тебя о прощении.

При этой мысли он нахмурился. Почему, если он уверен, что подобного не случится?

– А ты способен на смирение? – с любопытством спросила она, но тут же заверила: – Никогда не прощу тебя, даже если ты согласишься унизиться.

Он помрачнел еще сильнее.

– Окажись ты принцессой, моя семья снова попала бы в немилость из-за меня, а мне пришлось бы отправиться в добровольное изгнание из Лубинии за должностное преступление. К счастью для моей семьи, этому не бывать.

В его голосе звучала прежняя убежденность, так сильно раздражающая Алану.

– Мне следовало согласиться с тобой и покончить с этим, – буркнула она. – Но есть маленькое несоответствие между твоей историей и действительными событиями, что доказывает правоту Паппи. Я не собиралась упоминать об этом, поскольку Паппи не был уверен, что сумел донести до моего отца правду. Если этого не случилось, ты вполне можешь заявить, что все это ложь, и тогда станешь отрицать любое мое утверждение. Но поскольку это и так уже происходит, и я не знаю, чем еще тебя убедить, то выслушай меня, на тот случай если мой отец все же знает правду.

– Довольно! Говори же!

О боже, подумала Алана, а ведь он по-настоящему разозлился. Только потому, что она не запрыгала от радости, услышав его предположение, что она может оказаться «невиновной»? Или потому, что она сказала, что не простит его? Вероятно, для Кристофа важно, чтобы она не  оказалась принцессой, как раз из-за его ужасного обращения с ней. Может быть, этим вызвано его неприятие? Почему-то при этой мысли ей стало не по себе.

– Алана, – мрачно произнес он.

– Ладно! Но я предупреждала, что это может не привести никуда. Несколько месяцев спустя после моего похищения из дворца Паппи был настолько тронут горем моего отца, что послал ему письмо. Он заверил его, что будет беречь меня, пока Фредерик не выяснит, кто хотел моей смерти. Больше ни один человек не должен был знать о том послании. Если оно действительно попало к моему отцу, это доказывает, что Паппи тот человек, за которого себя выдает, а я та, кем он меня называет.

Гнев покинул лицо Кристофа. Алана не понимала, почему, пока он не сказал:

– Тебе следовало упомянуть об этом раньше.

– Так ты знаешь?

– Нет, но скоро узнаю.