— Здесь недалеко, — заверил меня мистер Гартуайт. — Я отведу вас на лучший мельничный ручей в округе.
Мне было все равно, далеко ли здесь или близко и хорош ли ручей или плох. Однако я изо всех сил постарался скрыть апатию, недостойную спортсмена, и, когда мы приблизились к мельнице и бурное журчание потоков воды становилось все громче, притворился, будто полон энтузиазма и мне не терпится приступить.
Мистер Гартуайт отвел меня прямиком туда, где под водопадом был глубокий бурлящий омут, насадил наживку и забросил леску, пока я еще возился с сочленениями удочки. Преодолев первоначальные трудности, я волей-неволей предался увлекательным, но довольно неловким забавам с леской и крючком. Я зацепился за все на себе с головы до ног и переловил собственную одежду с ловкостью и успехом самого Исаака Уолтона. Я выудил шляпу, сюртук, жилет, брюки, пальцы — крючок мой был словно одержим дьяволом, а каждый дюйм лески дергался и скручивался с такой живостью, что позавидовал бы любой угорь. Когда заказчик подоспел ко мне на помощь, я уже успел примотать себя к удилищу — по всей видимости, необратимо. Однако его терпение и мастерство все превозмогло, крючок был наживлен и заброшен, удочка вложена мне в руку, мой друг вернулся на свое место — и мы наконец приступили к рыбной ловле по-настоящему.
Да, мы поймали несколько рыб (то есть в моем случае, разумеется, рыбы сами себя поймали), но мелких и совсем немного. То ли на нашей забаве дурно сказалось присутствие старшего подручного мельника — мрачного малого, который стоял в цветничке на другом берегу и таращился на нас с убийственным выражением, — то ли мое неверие и несерьезное отношение к рыбной ловле повлияло и на моего спутника, я не знаю, но одно несомненно: его мастерство было вознаграждено почти столь же скудно, сколь и мое терпение. После почти двух часов моего напряженного ожидания и его напряженного ужения мистер Гартуайт в ярости выдернул леску из воды и велел мне следовать за ним в другое место, объявив, что всю рыбу в ручье, должно быть, ночью выловили сетью браконьеры, крупную забрали, а мелкую выпустили подрасти до их следующего визита. Мы двинулись дальше вниз по ручью, оставив непоколебимого мельника по-прежнему безмолвно глядеть нам вслед — точь-в-точь как он недавно наблюдал наше прибытие.
— Постойте-ка, — сказал вдруг мистер Гартуайт, когда мы отошли по берегу уже довольно далеко от мельницы, — у меня есть мысль. Раз уж мы решили посвятить целый день рыбалке, не станем себя ограничивать. Не нужно пытать удачи здесь — пойдемте туда, где, по моему опыту, рыба всегда прекрасно ловится. Более того, вы будете представлены одной даме, чей облик вас наверняка заинтересует и чьи воспоминания весьма примечательны, — за это я могу заранее ручаться.
— Надо же, — сказал я. — Чем же она примечательна?
— Эта дама причастна к удивительной истории, связанной с семейством, которое когда-то жило в одном старом доме неподалеку. Даму зовут мисс Уэлвин, но среди здешних бедняков, которые ее нежно любят и чуть ли не обожествляют, она известна как хозяйка Гленвит-Грейндж. Только не спрашивайте меня больше ни о чем, пока не увидите ее своими глазами. Она живет в строжайшем уединении, я едва ли не единственный, кого она к себе допускает. Только не отказывайтесь входить в дом под этим предлогом. В Гленвит-Грейндж (не забывайте, там разыгралась удивительная история) рады любому моему другу, особенно потому, что я никогда не злоупотреблял привилегией приводить туда незнакомцев. Отсюда до ее поместья мили две, не больше, и этот ручей, который, кстати, на нашем местном наречии называется Гленвит-Бек, протекает через него.
Чем ближе мы подходили к поместью, тем сильнее менялся мистер Гартуайт. Он вдруг стал молчалив и задумчив. Очевидно, упоминание имени мисс Уэлвин пробудило в нем воспоминания, не гармонировавшие с его обычным настроением. Я ощутил, что говорить с ним сейчас о пустяках значило бы лишь прервать его мысли безо всякой цели, и шел рядом с ним в полном молчании, уже предвкушая с нетерпением и любопытством, когда мне откроется вид на Гленвит-Грейндж. Наконец мы остановились у старой церкви, стоявшей у окраины премилой деревушки. Вдоль низкой стены церковного двора с одной стороны тянулось засеянное поле, а дальше стена примыкала к ограде, где я приметил маленькую калитку. Мистер Гартуайт открыл ее, и мы двинулись по обсаженной кустами извилистой тропинке, которая в конце концов привела к господскому дому.