Когда опускается ночь

Обнаружив это, прежние работники Луки Ломи тут же обратились к нему с просьбой дать им работу, однако им сообщили, что в их услугах не нуждаются. В мастерскую заходили посетители, однако их, к вящему разочарованию, неизменно выпроваживали со словами, что здесь нет ничего нового и смотреть не на что. Так и текли дни до тех пор, пока Нанина не оставила свое место во Флоренции и не вернулась в Пизу. Флорентийский корреспондент немедленно сообщил об этом обстоятельстве патеру Рокко, однако то ли священник был слишком занят скульптурами, то ли это было результатом его осторожности и твердого решения не допускать по отношению к себе и тени подозрений без крайней необходимости, — так или иначе, он не пытался ни увидеться с Наниной, ни даже оправдаться перед ней в письме. Утро он неизменно проводил в одиночестве в мастерской, а днем отправлял церковные службы — и так было до дня накануне бала-маскарада во дворце Мелани.

В то утро он снова зачехлил скульптуры и запер двери мастерской, затем вернулся к себе и более не выходил. Раз или два к нему заглядывали знакомые, однако им сообщали, что он не очень хорошо себя чувствует и не может их принять. Если бы они проникли в его кабинет и увидели его, то немедленно убедились бы, что это отнюдь не пустые отговорки. Они бы заметили, что лицо патера пугающе бледно, а обычная сдержанность на сей раз изменяет ему.

К вечеру тревога усилилась, и старая экономка, попытавшись уговорить его съесть хоть кусочек, была неприятно поражена его ответом: патер Рокко впервые с тех пор, как она пришла к нему в услужение, резко и раздраженно оборвал ее. Вскоре она удивилась еще сильнее, поскольку он отправил ее с запиской во дворец д’Асколи, на что последовал незамедлительный ответ, который церемонно вручил ей один из слуг Фабио. «Давненько оттуда не было ничего слышно. Неужели они помирятся?» — думала экономка, пока несла ответ своему хозяину наверх.

— Мне уже лучше, — сказал патер, прочитав послание. — Настолько лучше, что я, пожалуй, пройдусь. Если кто-то спросит меня, скажите, что я ушел во дворец д’Асколи.

И он направился было к двери, но тут же вернулся и подергал ящик письменного стола, проверив, надежно ли он заперт, и лишь затем ушел.

Он застал Фабио в одной из просторных гостиных во дворце, где тот беспокойно расхаживал из угла в угол, комкая в руках несколько листков бумаги; на столе был расстелен приготовленный на завтрашний вечер маскарадный костюм — простое черное домино.

— Я собирался сам писать вам, — без обиняков сообщил молодой человек, — когда получил ваше послание. Вы предлагаете мне возобновить нашу дружбу, и я принимаю предложение. Не сомневаюсь, все советы по поводу второй женитьбы, которые вы пытались дать мне в нашу прошлую встречу, были от чистого сердца, но они меня рассердили, а поскольку я рассердился, то наговорил вам слов, которые лучше было бы не произносить. Если я причинил вам боль, простите меня. Постойте! Дайте мне еще минуту. Я не договорил. Видимо, вы далеко не единственный человек в Пизе, кому приходит в голову, что я, возможно, женюсь во второй раз. С тех самых пор, как стало известно, что я намерен снова выходить в свет и обещался быть на балу сегодня вечером, меня со всех сторон донимают анонимными письмами — оскорбительными письмами, написанными из побуждений, которые я не в состоянии понять. Мне нужен ваш совет, как лучше всего разоблачить отправителей, а кроме того, у меня к вам есть один очень важный вопрос. Но прежде прочитайте какое-нибудь из писем сами: для примера сгодится любое.

И он, вопросительно уставившись на священника, вручил ему одну записку. Патер Рокко, по-прежнему несколько бледнее обычного, сел у ближайшей лампы и, прикрыв глаза ладонью от слишком яркого света, прочитал следующие строки:

«Граф Фабио! В Пизе ходят упорные слухи, что вы, будучи человеком молодым и отцом ребенка, оставшегося без матери, намерены снова жениться. Приняв приглашение во дворец Мелани, вы показали, что в этих слухах есть доля правды. Вдовцы, верные покойным супругам, не ходят на балы-маскарады, где собираются все самые красивые незамужние женщины в городе. Пересмотрите свое решение, оставайтесь дома. Я знаю вас, мы были знакомы с вашей женой, и это вынуждает меня обратиться к вам с самым серьезным предостережением: остерегайтесь соблазнов, поскольку жениться вторично вам нельзя. Если вы пренебрежете моим советом, то будете раскаиваться до конца дней своих. Я говорю это не без оснований, и основания эти самые веские и роковые, однако раскрыть их я не могу. Если вы не хотите нарушить покой своей жены в ее могиле, если не хотите столкнуться со страшной опасностью — не ходите на маскарад!»