Рано утром Габриэль снова отправился на ферму, как и обещал. Любовь к Перрине вынудила его слепо питать слабую надежду (которую он заставлял себя поддерживать вопреки всему, что подсказывали сердце и совесть), что его отец еще может оказаться невиновным, поэтому сейчас Габриэль сохранял видимость полного спокойствия. «Если я раскрою свою тайну отцу Перрины, то, чего доброго, лишу его веры в будущее благополучие его дочери, за которое сейчас отвечаю только я». Подобные мысли проносились в голове Габриэля, когда он пожал руку папаши Бонана и в тревоге ждал, чего потребует от него наступивший день.
— Опасности ненадолго отступили, Габриэль, — сказал старик. — До меня дошли новости, что осквернители наших храмов и истребители наших прихожан задержались по пути сюда, поскольку получили сообщения из другого округа. Этот промежуток мира и безопасности будет коротким, и нам следует воспользоваться им, пока всё в наших руках. Мое имя стоит в списке тех, на кого поступили доносы. Если солдаты Республики найдут меня здесь… но этого мы обсуждать не будем, сейчас я должен поговорить о вас с Перриной. Нынче же вечером можно будет освятить ваш союз со всеми необходимыми обрядами нашей святой веры и скрепить благословением священника. Поэтому уже сегодня вечером ты, Габриэль, должен стать мужем и защитником Перрины. Слушай меня внимательно, я расскажу тебе, как все будет.
И вот что, коротко говоря, узнал Габриэль от папаши Бонана.
Незадолго до того, как на Бретань обрушились гонения, один священник, которого все называли патер Поль, получил приход в округе на севере провинции. Свои обязанности на этом посту он исполнял до того достойно, что стяжал доверие и дружбу всех прихожан до единого, и о нем часто говорили с уважением даже в удаленных от места его служения краях. Однако подлинно знаменитым по всей Бретани он стал лишь с началом бедствий и кровопролития. С самого первого дня гонений имя патера Поля стало боевым кличем затравленного крестьянства; именно он стал для них великой опорой под этим гнетом, примером для подражания перед лицом опасностей, последним и единственным утешением в смертный час. Там, где особенно свирепствовали хаос и разрушение, где гонения были особенно яростными и зверства особенно жестокими, неизменно появлялся этот бесстрашный священник и исполнял свой священный долг, невзирая на любые угрозы. Рассказы о его чудесных спасениях от смерти и поразительных появлениях в тех уголках страны, где никто не ожидал снова увидеть его, преисполняли благоговением суеверных бедняков. Где бы ни появился патер Поль, в черной рясе, со спокойным лицом и четками из слоновой кости, которые он неизменно держал в руке, перед ним преклонялись, как не преклоняются перед простыми смертными, и в конце концов бретонцы пришли к убеждению, что он сумеет в одиночку отстоять свою веру перед войсками Республики. Однако их наивной вере в его стойкость вскоре суждено было поколебаться. В Бретань направили подкрепление, и войска прочесали провинцию из конца в конец. Однажды утром после службы в разоренной церкви, после того как патер Поль в очередной раз едва спасся от преследователей, он вдруг исчез. О нем украдкой расспрашивали по всей Бретани, но с тех пор его никто не видел.
Прошла целая череда унылых дней, и павшие духом крестьяне уже оплакали патера Поля, как вдруг рыбаки на северном побережье заметили на взморье легкое суденышко, которое посылало на берег сигналы. Они подплыли к нему на своих лодках и, поднявшись на борт, обнаружили перед собой незабываемую фигуру патера Поля.
Священник вернулся к своим прихожанам и создал новый алтарь, перед которым можно было молиться, прямо на борту корабля! Их церковь стерли с лица земли, но не уничтожили, ибо патер Поль и его единомышленники-священники дали ей прибежище на море. С тех пор снова стало можно крестить детей, венчать сыновей и дочерей, отпевать мертвых по обрядам старинной религии, ради которой они так смиренно и так долго страдали — и не напрасно.
С тех пор службы на борту корабля шли исправно и беспрепятственно. Условные сигналы позволяли оставшимся на берегу направлять своих собратьев к морю по тропам, которые оказывались в это время свободны от врагов их веры. Тем утром, когда Габриэль пришел на ферму, эти сигналы указали, что корабль держит курс к оконечности полуострова Киберон. Жители здешних краев ожидали увидеть судно ближе к вечеру и подготовили лодки, чтобы в любую минуту отплыть к нему и попасть на службу. А папаша Бонан договорился, чтобы после службы состоялось бракосочетание его дочери и Габриэля.
Они дожидались вечера на ферме. Незадолго до заката сообщили, что показалось судно, и тогда папаша Бонан с женой, Габриэлем и Перриной двинулись через пустошь на берег. Там уже собрались все окрестные жители, кроме одного лишь Франсуа Сарзо; в числе прочих были брат и сестры Габриэля.