— Положим, я стану той, кто заманит в свои сети некого джентльмена, — с впечатляющей откровенностью сказала она. — И какой вам будет от этого прок?
Господин Голдблюм, очевидно, не ожидал от неё такой прыти и скрыл за манерным смехом своё замешательство.
— Моя дорогая, отчего же вы вообразили, что во всём нужно искать выгоду? Если гнаться только за тем, что принесёт тебе пользу, то можно зайти слишком далеко.
Эта фраза, напомнившая Дарси изречения из скучных книг, коих было предостаточно в библиотеке всякой благонравной девицы, не обманула её: господин Голдблюм прятал глаза, не желая признавать, что и им движет определённый умысел. Отчего-то Дарси почти не сомневалась в том, что он не из бескорыстных побуждений предложил ей погостить подольше.
— Вы правы, — согласилась она, утвердившись в своих догадках и потому не видя резона вести разговор дальше. — А пребывание в Хансфорде и в Розингсе запомнится мне как один из самых прекрасных периодов в моей жизни. Вот только мои родные не перенесут, если я задержусь, а я не хочу приносить им ни тени огорчения.
— Как великодушно с вашей стороны! — сказал господин Голдблюм, но улыбка его сделалась фальшивой.
Таким образом он, сам того не зная, подтолкнул её к новому витку размышлений, которым она и предалась, когда приём подошёл к концу. На этот раз Дарси иначе отнеслась к посланию Локи. Если предположить, что он и его брат — а также, по-видимому, сопровождавшие их боевые товарищи Тора, — действительно прибыли из другого мира и ищут способ вернуться обратно, то господин Голдблюм, как ценитель редкостей, просто не мог позволить себе пройти мимо. Однако и сам он должен быть не так прост, раз боги пожелали с ним взаимодействовать.
«Боги»! Едва произнеся про себя это слово, Дарси испытала трепет перед одной лишь возможностью, что это правда. И разве можно вообразить, чтобы боги снизошли до смертных, посещали балы, вступали в диалоги, а пуще всего прочего — влюблялись?!
— Мыслимо ли это, Джейн? — обращалась она про себя к сестре, испытывая острую потребность встретиться с нею как можно скорее. — Поверишь ли ты, что Тор Одинсон, покорённый твоей красотой и твоим умом, видел в своей жизни множество богинь, рядом с которыми смертные девы и рядом стоять бы не посмели?
Она перебирала в памяти все те признаки влюблённости, что неоднократно демонстрировал Тор: его нежную заботу о Джейн, их долгие беседы, его восхищённые взгляды. Никогда Дарси не расценила бы его поведение как притворство, и при таком мнении оставалась она и сейчас.
Что же ей должно было думать о Локи, Дарси и вовсе не знала. Он никогда не давал повода считать, что она достойна особого внимания с его стороны — по крайней мере, ей так казалось. Его признание ошеломило её, но рассказ о божественной сущности ошеломил куда больше. И зачем же богу-изгнаннику, который стремится вернуться в свои чертоги, она, смешливая и своевольная девчонка, чьи познания невозможно было даже сравнить с тем, что довелось пережить ему!
В попытках установить подобие порядка в хаотичном потоке мыслей, Дарси вновь перечитала письмо. Теперь ей многое увиделось в ином свете. Локи не стеснялся в выражениях, повествуя о подлости Скурджа и его умении втираться в доверие, и Дарси вспомнила, с какой охотой — хотя они были едва знакомы! — тот принялся разоблачать перед ней мистера Лафейсона. Тогда Скурдж казался ей страдальцем, смиренно и без ожесточения принявшим свою участь, а сейчас его откровения заставили содрогнуться: отчего она не заметила, как низко он себя повёл? И было ли то, что Скурдж назвал истинную фамилию Локи, простой случайностью, как он и старался представить? Снова и снова возвращаясь в памяти в тот злополучный день, Дарси склонялась к решению, что Скурдж сделал это намеренно и действовал с определённым расчётом, желая опорочить Локи.
Однако и сам Локи оставался далёким от безупречности. Он не отрицал обвинений, а значит, на его совести числилось немало преступлений. И совершил он их, будучи не человеком, а богом, наделённым огромной магической силой. У него не было никакой необходимости изливать душу перед смертной, а потому Дарси не могла понять, зачем он оставил ей такое письмо, нарушающее, к тому же, приказ Одина, согласно которому изгнанники не смели обнаруживать свою истинную сущность. Оно напоминало ей исповедь человека, который слишком долго нёс на своих плечах тяжкий груз.
— Я недалёкое и ограниченное создание, — сказала себе Дарси с невесёлой усмешкой. — Я не могу уместить всё это в своей бестолковой голове.