Кофейные истории

В серой мгле, окутавшей город, мы с Мэдди вынуждены были всё-таки отправиться в кофейню: возникли некоторые трудности с поставками ингредиентов с континента, и Рене Мирей слёзно просил пересмотреть меню на ближайшее время. Кроме того, в обществе уже поползли слухи, что меня то ли поразила некая ужасная болезнь, то ли настиг вероломный удар в спину от отвергнутого поклонника… Учитывая, как быстро распространялись сплетни, стоило их пресечь прямо сейчас. Да и к тому же нас вызвался сопровождать Клэр вместе со своим жутковатым камердинером, так что опасности не было никакой – так мы себя убеждали.

День и впрямь прошёл без потерь, если не считать за таковые шесть чашек, которые разбила Мэдди, и телефонный аппарат, который она же уронила со стола и тем самым привела в негодность. Я утешала её, что аппарат нам пригождался не так уж часто, а что до чашек – так их и вовсе давно следовало заменить на что-то более современное и утончённое. Старый фарфор хорош, когда он красуется на столе в фамильном замке, а для кофейни лучше подходит что-то более новое, модное. Рене Мирей торопливо кивал в такт моим уверениям и прятал глаза; похоже, одна из чашек была на его совести…

Мадлен мне, похоже, так и не поверила, однако улыбнулась – уже победа.

К вечеру тучи… нет, не развеялись даже, а просто опустились на Бромли, укутав его плотной туманной пеленой, точно впитывающей каждый звук. Цоканье копыт, рёв моторов, людские голоса, птичьи крики над рекой… Городской шум доносился будто сквозь прикрытое окно, вдобавок занавешенное пыльными шторами. Клэр едва не задремал, рассердился на самого себя и, приказав Джулу наблюдать за порядком с чёрного хода, торжественно прошествовал в зал – и за какие-то считанные минуты виртуозно завладел вниманием гостей, оттеснив супругов Перро на второй план. И неудивительно: постороннему человеку его манеры могли показаться очаровательными, а шутки – остроумными. Но я-то видела, что он отнюдь не шутил, когда говорил, например, миссис Скаровски, что от дурной поэзии у него начинается мигрень, а поскольку в наши дни трудно-де отличить хорошие стихи от плохих, то лучше не рисковать вовсе.

– Ой! – послышался тут тихий возглас Мэдди прямо у меня за плечом. Когда я обернулась, она с виноватой улыбкой показала чашку с отколовшейся ручкой: – Седьмая уже… Что за невезение!

– Говорят, что посуда бьётся к счастью, – так же негромко возразила я, качнув головой.

Взгляд у меня точно бы приклеился к тёмно-красной, маслянисто блестящей капле крови, которая медленно стекала по бледной ладони, постепенно истощаясь; за ней тянулся яркий след.

– Порезалась, – растерянно шепнула Мэдди.

Накатила дурнота; всё происходящее показалось мне скверным предзнаменованием.

«Скорей бы Эллис схватил эту негодную Фрэнсис Марсден».

– Иди… иди перевяжи руку. Или я попробую помочь тебе… Нет, лучше попросить Лайзо… мистера Маноле, – поправилась я и нервически оглянулась.

Но никто, к счастью, моей оговорки не заметил. Кроме разве что Клэра – но и он откликнулся, скорее, не на слова, а на выражение лица. Что же до царапины, то она оказалась неглубокой, и, когда мы вернулись в особняк, её уже с трудом можно было разглядеть.

Перед сном на глаза попался свёрток из пергамента, перетянутого бечёвкой. Внутри обнаружился платок с отпечатком женской руки. Не сразу я сообразила, откуда он взялся, а когда вспомнила, то внезапно меня охватил суеверный ужас.

«Только мертвецов сейчас в этой комнате не хватало».

Трясущимися руками я выдвинула потайной ящик комода, где уже лежала шкатулка с отцовским кольцом и с серьгами, принадлежавшими моей матери. Затем сунула туда же свёрток с платком, укрыла всё сверху собственной домашней шалью, чтоб даже краешка тех вещей не было видно – и заперла ящик на ключ, на три оборота, а ключ бросила в коробку с украшениями.

Меня колотило, как в ознобе.

Ночь прошла в тревожном полузабытьи. Иногда чудились в тишине сдавленные рыдания, но всякий раз выяснялось, что источник звука не имеет отношения к человеческим страданиям. То ветер завоет под крышей, то кошке вздумается подать голос, и непременно под моей дверью… Совершенно истощённая беспокойством, я проснулась на рассвете, ничуть не отдохнув – и вдруг заметила краем глаза у дверей спальни движение.

Невысокая стройная девушка с кучерявыми волосами, одетая как уличный мальчишка, в низко надвинутом кепи, точь-в-точь как у Эллиса, кружилась, кутаясь в мою шаль.

– Мэдди? – сипло позвала я, уже зная, что это не она: не тот возраст, цвет лица, осанка, рост…

Девушка обернулась; вместо лица у неё был чёрный провал.

В ужасе я подскочила на кровати – наконец очнулась по-настоящему.

Шаль – та самая, которой мне вздумалось накануне укутать вещи в ящике стола – лежала на полу, у двери.

К завтраку Клэр не спустился. У него и впрямь разыгралась мигрень – вчерашняя колкость, брошенная вскользь, стала пророчеством. Впрочем, он обещал – через Джула – подъехать в кофейню чуть позже, скажем, к полудню, и мы с Мэдди без колебаний тронулись в путь вдвоём, ибо супруги Перро также остались в особняке.