Кофейные истории

Женщина застыла подобно мраморной статуе… а потом вдруг улыбнулась, и жутко было видеть эту улыбку, повисшую в серой пустоте, на месте лица.

– Да, да, – прошептала она. – Это моё. Это я сделала. Красиво, правда?

Одним длинным скользящим шагом женщина пересекла пепелище, потянулась через бурьян – и попыталась схватить салфетку.

Меня точно огнём обожгло; я резко отшатнулась – и очутилась в объятиях Лайзо.

– Виржиния? – позвал он меня странным голосом… неужели испуганным? – Виржиния, что ты сделала? И что ты видела?

– Женщину в чёрном, – растерянно ответила я, чувствуя сильное головокружение. – И туман. А ты?

– Только пожарище, – откликнулся он задумчиво, глядя на меня как-то по-новому. – Нужно вернуться домой, – добавил он таким голосом, что спорить не захотелось.

Накатила страшная слабость. До автомобиля Лайзо вёл меня под руку, и в последнюю очередь я думала о том, что кто-то нас может увидеть и донести дяде Рэйвену или, скажем, нажаловаться Клэру. Кошмарные образы – рыдающая безликая незнакомка, закипающий туман, обгорелые остатки здания – так и стояли перед глазами; стоило только сомкнуть веки, и видения становились ярче. Уже на полпути я вспомнила про злосчастную салфетку, достала из ридикюля – и едва подавила дрожь.

На ярко-белом кружеве чётко проступил обугленный отпечаток аккуратной женской ладони.

Весь следующий день прошёл как в тумане. В кофейне я передвигалась, точно сомнамбула, и отвечала невпопад; на кухне зачем-то взяла чужую, для гостя приготовленную чашку кофе и едва не опрокинула на себя – и тут уж забеспокоился даже беспечный Рене Мерей. С удивительной заботливостью – и настойчивостью – он отправил меня в тёмную комнату отдыхать.

– Нет, нет и нет, возражения не принимаются, – строго сказал он. От человека, у которого левая щека была изрядно перемазана в шоколаде, это звучало забавно. – У меня четыре младшие сестры, и, поверьте, мон ами, я знаю, как выглядит измождённая юная особа на грани обморока! Вот так, как вы сейчас, да, да и да.

– Но… – нахмурилась я, собираясь напомнить, кто его нанял на работу и, соответственно, кто имеет сейчас право принимать окончательные решения…

…и заметила, что Мэдди стоит в дверях кухни, сурово скрестив руки на груди, а Георг уж больно многозначительно посматривает на меня исподлобья, не отвлекаясь, впрочем, от приготовления очередной порции кофе.

Что ж, пришлось отступить перед подавляющей силой противника – то есть, конечно, прислушаться к голосу разума, да.

В тёмной комнате меня быстро сморил сон. К счастью, не вещий и не кошмарный, просто забытьё, изменчивый туман иллюзий, в котором образы изменяются и исчезают едва ли не быстрее, чем успевают принять форму. Гости приходили и уходили; шум голосов, отдельные восклицания, смех, звон посуды – всё сливалось в монолитный фон, удивительно успокаивающий, подобно звуку набегающих волн или потрескиванию углей в камине дождливой ночью. Дважды в комнату заходила Мэдди, чтобы удостовериться, что со мною всё в порядке; один раз тихо заглянул Лайзо – шагов не было слышно, однако слабый аромат вербены выдал его с головой… Но окончательно очнулась я лишь поздним вечером, перед самым закрытием.

– Вот, это определённо поможет вам проснуться. Мой новый рецепт – кофейный десерт к десертному кофе! – с гордостью произнёс Рене Мирей, водружая на столик перед моим креслом новое своё творение; кажется, он больше гордился тем, что уговорил-таки меня отдохнуть немного, а не пирожным. – Жду ваших комплиментов, уи, да!

– Именно комплиментов? – ответила я с показной строгостью, но Мирея было этим не смутить:

– Разумеется! Восхищения, восторгов! Даже мсье Белкрафт был в изумлении и сделал так, – и он потешно округлил глаза. Самое смешное, что в исполнении Георга такая реакция могла означать что угодно, вплоть до крайнего неодобрения. – Как вы себя чувствуете? – добавил Мирей уже без шутовских замашек.

– Гораздо лучше, благодарю. Как дела в кофейне?

– О, превосходно! – откликнулся он живо. – Ваши друзья из Марсовии, как это говорят… заимели сердца публики?

– Завоевали.

– Уи, уи, завоевали, – закивал Мирей. – А сегодня Клод рассказал презабавный анекдот, которого я не знаю, вот послушайте…

Десерт представлял собой сливочный мусс, облитый шоколадом, на бисквите с пропиткой из кофейного ликёра – приятное сочетание, но, скорее, усыпляющее, чем бодрящее. Тем не менее, оно показалось мне безупречным – после бессонной ночи, тревожных видений и утра, наполненного беспокойством. Размышления об Элси и её судьбе отошли на второй план; зато детали, которые прежде виделись неважными, предстали теперь в новом свете.

«Я взяла своё лекарство и… и… я не виновата!»