Кофе на утреннем небе

Пришло время кардинальных действий, я бы даже сказал кардиокальных. Так было и так будет всегда, ты не ждёшь его, а оно приходит, ты думаешь, оно позвонит тебе будильником, а оно звонит сразу в дверь. Ты идёшь открывать, а оно уже за спиной, дышит. И в этот момент ты задаёшься вопросом: почему ты не приходило, когда я так сильно в тебе нуждался, когда я сделал всё что мог, а ты не пришло? Почему? Почему именно сейчас, когда ты не сделал ничего, оно пришло и держит тебя за яйца, им связаны руки? Я посмотрел на часы: полночь. Ты носишь его, пока оно тебя не выбросит, оно живёт в твоей квартире, кормишь его, поишь, глядишь на него влюблёнными глазами, а оно не любит, не щадит никого. Ты пытаешься отвлечься, но оно преследует тебя всюду. Я посмотрел на стену, там на картине в квадратной раме: четверть первого. Время могло бы меня вылечить, не будь оно нездорово само, у времени тик, дотянет ли оно, насколько его ещё хватит? От одной этой мысли тебе кажется, что оно движется ещё быстрее. Ты нервничаешь, почти каждый день ты садишься в машину, метро, самолёт, чтобы обогнать его, но тщетно: мощности твои ничтожны, ты всегда будешь жить и играть по его правилам. Оно наступает беспощадно на твой позвоночник, выдавливая пузо и сутулость и смотрит на тебя твоими же лицом…

Проснулся, на часах уже шесть.

Шенгенское утро, открыты визы во все стороны стен, я перехожу таможню, тихо, чтобы не разбудить Алису, встаю с кровати, беру с собой майку и штаны, вешаю их на плечо и выхожу через коридор на кухню. Я знаю, что зимним утром ей трудно было любить кого-то сильнее, чем одеяло. На меня смотрят жёлтые белки с тарелки, они меня помнят, я их нет, я жарил вчера в ночи яичницу, но мы так её и не съели, потому что я предпочёл есть грудинку Алисы. Я взял открытую бутылку шампанского, понюхал: оно выдохлось и стало обычным сухим вином, как было с некоторыми очаровательными женщинами, стоило только переспать. Поставил его в холодильник. Бросив вещи, я приглашаю свет из кухни в ванную и следую сам. Выпускаю из крана воду. Душ словно секс, тёплый ласковый влажный. Я заворачиваюсь, но помню, что мне нельзя расслабляться, потому что у меня в квартире колонка. Это значит, что в любой момент может брызнуть кипяток. В этот раз обошлось. Какое прекрасное утро. Я уже за столом, жую бутерброд и смотрю новости дня. Сытый прохожу таможню утра, оставляя коридор и багаж с незаправленной койкой, покидая родину-мать моих будущих детей, поцеловав её на прощание. Я ехал в больницу, там меня уже ждал отец. Я должен был украсть его на два дня, чтобы съездить с ним на рыбалку.

Когда мы сидели на берегу речки с удочками, отец насаживал на крючок одну и ту же мысль, что не хочет остаток жизни провести в палате. «Самое грустное, было бы сдохнуть здесь, в обществе белых стен. Пусть осталось немного, но на свободе».

Любимой его историей была о том, как мать осталась в тридцать восемь лет одна, после того как отец погиб на фронте:

– Помню пугала нас: «Зачем я вас кормлю, я же ещё молодая. Будете себя так вести, брошу, выйду замуж». И мы боялись, хотя понимали, что никуда она нас не бросит. Вырастила шестерых.

– Шесть детей, сейчас такого даже не представить. С одним бы справиться, – отвечал я ему.

Только сейчас я понял, почему он так часто рассказывал её мне, чтобы я не забывал о своём сыне.

* * *

На руках часы, на ногах километры, на глазах очки, в челюстях коронки, они пережевывали этот день. Я шёл к дому эмоциональными улицами: дождь мочился прямо на людей, равнодушие обветривало. Меня это не беспокоило, я знал, что кто-то согреет меня в ночи. Я стал замечать странную особенность: теперь после работы меня тянуло домой, а если я знал, что она дома, меня тянуло так, что я в спешке боялся получить растяжение. Кто-то греет в ночи, кто-то слишком громко. Всякий, кто любил, знает, что кровь может превратиться в пыль и лечь тонким слоем, как ложится на мебель, стоит только не отважиться, когда дикая и сильная необходимость в ком-то суетится в сердце, не находя покоя до тех пор, пока не увидишь, не обнимешь, не влюбишься заново в любимого уже не раз человека.