Кофе на утреннем небе

Потом я увидел картину, на которой всё ещё ворковали голубки, собираясь куда-то улететь, так и не решив, сделать это вместе или вместе, но с другими. Взял со стола дротик и кинул в холст. Дротик попал в небо. «Промахнулся», – усмехнулся я про себя. Кинул второй, тот воткнулся в крыло голубки. «Вот, так им и подрезают крылья, всякие», – пожалел я её и метнул третий, который угодил голубю в голову. «Да, засядет такая дротиком в голове, и всё, вытаскивай её потом или ходи так, с новым мозжечком, чтобы чувствовать мир её кожей», – вспомнил я Алису. Небо над голубками было истыкано чёрными точками, будто те общались в клубах мошкары. Стрелы кончились, рука потянулась, чтобы вызвать секретаршу и попросить собрать, но остановилась. «Хватит уже заниматься самоубийством», – посмотрел я на голубя с дротиком в голове.

Взгляд мой снова перехватил экран. В следующем сюжете он сверкал танцами африканских племён реки Ом. Тела их пели под ритм барабанов. Лица были счастливы. Глядя на это полуобнажённое счастье, я тоже хотел получит его глоток, чтобы стать ненадолго счастливым. Иногда это срабатывало. Я смотрел и ждал, пока сработает. «Видимо, не сегодня», – будто заметил я в этой цветной массе Томаса и Алису. Я мог бы им тоже пожелать счастья, но не хотел. Выключил телевизор и набрал по селектору секретаршу:

– Таня, сделайте кофе, как обычно.

– Может быть, два?

– Вы тоже хотите?

– Нет, ваша жена звонила, сказала, что будет через пять минут.

– Спасибо, Таня, я и забыл, – вспомнил, что Катя действительно собиралась заехать.

– Так одну чашку или две?

– Одну пока.

– Хорошо.

«Любовь – что чашка кофе, которую можно выпить, можно оставить, можно добавить сливок для вкуса или сахара, а можно даже не заваривать и растворить по-быстрому. А две чашки кофе – это уже не любовь, это привычка», – получил я через минуту сообщение по мейлу от секретарши. Улыбнулся самодовольно и безответно растворился в кресле.

* * *

Возьмём отдельно живущую женщину, отдельно стоящую, отдельную от других. Есть у вас на примете такая? Наверняка есть, просто вы её избегали, вы не знали не то что имени её, вы не знали, как подойти к ней, что ей сказать, чтобы из отдельностоящей она сразу же стала стоящей рядом или даже дышащей вами. Вы не знаете просто, что ей очень нужно, и это, несомненно, пугает. Но женщины все в желаниях бескорыстно похожи, если не испорчены чьим-то вниманием, если не были замаринованы в банке удручающего равнодушия. А нужно, чтобы любили, и это должно занимать всё пространство в роскошном доме её любви к вам и чайную ложку скандалов для сброса эмоций. Возьмите отдельно стоящую женщину. Возьмите, пока кто-то не взял её, накрыв своим телом.

– Что значит свой человек? – спросил я сам себя.

– Когда можно и без прелюдий, – тут же нашёлся у меня ответ. Я посмотрел в небо, там висела задумчивая голова: не то Билли Холидей, не то Эллы Фицджеральд. Женщины, как облака: есть кучевые, склонные к общественному кучкованию, волнистые всё время в смятении, слоистые могут расслоиться в самый неподходящий момент. Мне больше всего по душе перистые, те никогда не бывают грозовыми, мало того, что они легки и высоки, они никогда не сядут на твой горизонт. Хотя они могут в процессе движения влюбляться и мутировать, прикидываться теми или иными, подстраиваясь под ту или иную розу ветров. Именно ветер расставляет всех на свои места, что бы ни надуло, важно было запомнить одно: никогда не сравнивай своих женщин, не любишь – просто оставь, оставь их несравненными.

– А почему кофе один? – спросила Катя, как только вошла в знакомый до боли кабинет.

– Это тебе.

Конец