Кофе на утреннем небе

По дороге достал платок, подтёр окровавленную губу, поправил немного лицо. Зашёл, как и планировал, в супермаркет. Увидев на моём лице такой натуральный грим, одни сторонились, другие норовили взглянуть ещё. Я побродил по рядам виноградника. Судя по обилию вина, год был урожайным. Сорвал стеклянную гроздь красного из Аргентины прошлого года, сломал ветку маринованных оливок и достигнув кассы, стал выкладывать на ленту трофеи. Кассы играли свою скучную мелодию Кэш в одной тональности. Соло на одной клавише. В этот момент кассир пробивал чью-то банку абрикосового джема. «Да, верно. Душа требует джем-сейшена». Если бы каждую кассу настроить на свою ноту, то могла бы получиться неплохая мелодия, а может быть, даже новое направление джаз-хаос-кэш.

– А что у вас с лицом, Максим Соломонович? – выразила Катя своё сочувствие.

– Не выспался, – отплёвывался я безразличием к этому миру, сидя в кресле. На самом деле я поправлял во рту языком оторвавшийся кусок щеки. Лоскут был нежный скользкий и солёный. Весь в меня.

– Кофе будете?

– Лучше водки. У нас есть водка?

– Нет, есть коньяк.

– Плохо. А ты будешь?

«Зачем было брать вино?» – осознал я, что бродил по супермаркету в полном нокауте.

– Я на работе не пью.

– А где ты здесь видела работу?

* * *

– Какая холодная, – обняло меня её клетчатое пальто.

– Засунь меня в микроволновку своих чувств.

– Как ты не мёрзнешь в колготках в такой дубак? – посмотрел я на её ноги.

– Мои ноги греются взглядами.

– Влияние моды. Женщина могла бы быть сама по себе прекрасна, но всегда всё испортит мода.

– Ладно, философ, пошли быстрее. Ты меня в кино не водишь, поведу я.

– Какую я тебе подкинул работёнку, можно бесплатно в кино ходить.

Народу у кинотеатра собралось много, все ждали звезду французского небосвода, журналисты курили, фотографы уже разминались, щёлкая затворами, сверкая вспышками, несмотря на то что света здесь было достаточно, и он при параде, как положено в день премьеры. Алиса вела меня в свет. Наконец мы вошли в него. Поздоровавшись с кем-то уже на ходу, Алиса сразу же протащила меня к входу в зал. Она стройна, весела и игрива, словно парус, под которым я тоже чувствую себя молодым и беспечным.

– Вот, – нацепила Алиса на мою шею свой фотоаппарат, а на свою повесила аккредитацию. – Если что, скажем, что ты мой фотограф.

Но говорить не пришлось, Алиса поздоровалась с билетёрами, которые стояли утомлённые постоянным поиском фамилий в списках приглашённых гостей, и прошла сквозь контроль, привязанный своей рукой к её, я поспешил за ней.

Мы сели в первом ряду. Скоро фотографы нас догнали и начали трещать на своём, на языке «Кэнона» и «Никона» совсем рядом, появился знаменитый, но очень скромный гость. Он выскочил словно юноша на сцену, за ним медленно – свита, поднял нос загрустившему микрофону. Алиса сделала несколько фото и стала мне переводить с французского, опережая официального переводчика. Режиссёр надеялся, что зрители его простят за очередную хулиганскую выходку, в которой он раскрывает тему дома и семьи, таящую множество своих скелетов в шкафу.

Фильм начался, его музыка сразу же окунула нас в эпоху французского романтизма. Я давно уже не сидел в первом ряду, разве что в детстве, когда мы выбирали фильм пострашнее, чтобы проклятый адреналин вырабатывался в нужном количестве. Чаще всего это был «Вий».

– В детстве ходили на «Вий» и садились на первом ряду, поближе к летающему гробу, когда вурдалаки, казалось, забирались к тебе в душу.

– Страшно было? – спросила меня Алиса и поцеловала в щёку.

– Да, сколько бы ни ходил.

– Не бойся, здесь страшно не будет. Здесь есть я.

– Не только, ещё бутылка сухого и сыр, – открыл я свою сумку под ногами и вынул оттуда бутылку вина, открутив крышку, протянул Алисе. Она сделала пару глотков, потом вернула мне. Я положил ей в губы ломтик сыра и тоже примкнул к стеклу. Горячая река южно-африканского совиньона создавала новые вены в моём организме. Вино было прохладное, однако грело.

Кино на первом ряду разрывало моё воображение, слишком близко. Казалось, что актёры дышали прямо на меня, особенно трогательны были любовные сцены. Я не хотел, чтобы они меня трогали и попытался немного развернуться к Алисе, спасаясь от нашествия чужих ласк. Из кармана выскользнул телефон. Я нагнулся и стал шарить руками под креслом, пытаясь нащупать его, но тот, видимо, оказался вне поля моего шаренья. – Хватит там шарить, я уже ревную, – не отрывая взгляда от экрана, улыбнулась Алиса.

Телефон скользнул в поисках новых связей на соседнюю улицу кресел. Там внизу были свои ножки, свои отношения, между кожей и кожзамом. Вспомнилось детство, когда я забирался под стол, где своей жизнью жили ноги гостей.

– Хорошо, прекращаю шарить, буду тормозить, – разогнулся и снова уткнулся в кино.

Но ненадолго, пока не начал трещать мой телефон. Теперь все знали о его местонахождении. «На колени», – шепнул я себе. Мне пришлось повиноваться и встать на колени.

– Ну, не здесь же, – засмеялась Алиса, игриво раздвигая свои.

– Почему бы и нет, – нагнулся я заглянул под кресло.