Кочевая жизнь в Сибири

При дневном свете наши унылые мокрые лошади были осёдланы, и, так как непогода уже начала стихать, мы тотчас же после завтрака двинулись к западному краю высокого плоскогорья, образующего здесь вершину горного хребта. Пейзаж с этой точки в ясную погоду должен быть великолепен, так как с одной стороны открывается вид на Тигильскую долину и Охотское море, а с другой – на Тихий океан, долины Еловки и Камчатки и величественные вершины Шивелуча и Ключевского. Изредка сквозь просветы в тумане мы видели Еловку, текущую в тысячах футов внизу, и дымящуюся вершину далекого вулкана, плывущую в огромном море голубоватых облаков; но вот опять длинные струи тумана, несущиеся через вершину перевала с Охотского моря яростно хлещут нам в лицо, заслоняя всё, кроме мшистой земли, по которой бредут наши усталые лошади.

Кажется невозможным, чтобы люди могли или хотели жить в этой пустынной тундре, на высоте 4000 футов над уровнем моря, половину времени окутанной туманом и обдуваемой штормовыми ветрами с дождём и снегом. Но и здесь кочевые коряки бесстрашно бросают вызов стихии – ставят чумы и пасут своих выносливых оленей. Три или четыре раза в этот день мы проходили мимо груд оленьих рогов и куч пепла, окруженных ветками стланика, которые отмечали места, где стояли жилища коряков, но сами кочевники, оставившие эти следы, давно ушли и теперь, быть может, пасли своих оленей на продуваемых всеми ветрами берегах Северного Ледовитого океана.

Из-за густого тумана, который постоянно окутывал нас, мы не могли получить ясного представления ни о горной гряде, через которую мы проходили, ни о протяженности и природе этой огромной тундры, лежащей так высоко среди потухших вулканических пиков. Я знаю только, что незадолго до полудня мы покинули тундру и постепенно спустились в область сплошных камней, где вся растительность исчезла, за исключением редких участков чахлого кедрового стланика. На протяжении, по крайней мере, десяти миль земля была покрыта глыбами магматических пород размером от пяти кубических футов до пятисот, разбросанными в абсолютном беспорядке.

Казалось, небеса в какой-то неведомый геологический период сыпали сюда огромные вулканические камни, пока земля не покрылась ими слоем в пятьдесят футов. Почти все эти камни имели две гладкие плоские стороны и напоминали неровные ломти какого-то окаменевшего чёрного пудинга. Я не был достаточно знаком с вулканическими явлениями, чтобы определить, каким образом земля была завалена этими каменными плитами, но выглядело это так, словно огромные пласты застывшей лавы падали друг за другом с неба и разбивались, ударяясь о землю, на миллионы угловатых осколков. Я вспомнил, как Вальтер Скотт описывал место, где высадились король Брюс и Рональд – единственное, что я знал до сих пор о подобных ландшафтах.

В полдень мы остановились попить чаю на западной стороне этой каменистой пустыни и ещё до наступления ночи достигли места, где снова появились кусты, трава и ягодник. Там, под ветром и проливным дождем, мы разбили лагерь, а на рассвете 21-го продолжили спуск по западному склону горы. Ранним утром нам придала бодрости встреча с отрядом свежих людей и лошадей, посланных нам навстречу из туземной деревни под названием Седанка[62], и, обменяв наших хромых и обессилевших животных на этих новых рекрутов, мы быстро двинулись дальше. Погода скоро прояснилась, стало тепло и светло, тропа петляла среди холмов, рощ жёлтых берез и алых рябин, и по мере того, как солнце высушивало нашу промокшую одежду и возвращало приятное тепло нашим замёрзшим конечностям, мы забывали о дождях, ветрах и унылом запустении пройденного перевала и возвращали себе обычную бодрость духа.

Мне кажется, я уже рассказывал об одной охоте на медведя, в которой участвовал наш отряд, но так как это была всего лишь стычка, не показавшая всех тех заслуг, которых были достойны её участники, то я расскажу ещё об одном происшествии с медведем, приключившимся с нами у подножия Тигильских гор. Оно определенно должно быть последним.