В Куиле, на берегу Пенжинского залива, я был вынужден оставить моих добродушных казаков и взять в каюры полдюжины бритоголовых оседлых коряков – глупых и угрюмых, и с тех пор мне стало ещё более одиноко. Мне удавалось иногда поболтать с казаками у костра, расспрашивая об их верованиях и суевериях и слушая их необычные рассказы о сибирской жизни; но теперь, поскольку я не мог говорить на корякском, у меня не было никакого интересного времяпрепровождения.