Под видом окрашивания Фрист нагло пользовался служебным положением. В уголовном кодексе за подобное есть статья. Там, у нас. Но мы находились не у нас. У них правитель имел право и с удовольствием им пользовался, вызывая ответные зуд и дрожь, что пробирались в вены и в мысли, выплескиваясь покраснением шей и смелостью глаз. Былые сомнения развеялись, родился восторг — ощущений, желаний, предвкушений. Восторг тела врезал предчувствием небывалого по скорлупе обыденности — как молотом по стеклянной новогодней игрушке. Лелеемая годами привычность треснула. Разум поспешно забаррикадировался в недоступном углу, и из бреши осознания свободы проклюнулся ошалелый восторг души.
Уловив момент, Фрист прижал к себе соискательниц и нежно побаюкал, чувствуя томление, стрекотание сердец и пылание кожи. Девичьи руки оплели и стиснули его в ответных объятиях. Люрана просто прижалась, закрыв глаза и улыбаясь чему-то, как сомнамбула, а Верана привстала на цыпочки, головка вскинулась, и девушка наградила старого сатира пылким поцелуем, торопясь уйти в ту нарисованную красочную страну, что лежит за пределом понимания.
Фрист с трудом отстранил от себя полыхавшие желанием создания.
— Отныне вы — женщины, — громко объявил он, возвращая прелестниц в реальность, — отныне ваш долг — дарить радость, принимать радость, вынашивать и рождать радость — всему племени. Чем лучше вам — тем лучше племени. Чем лучше племени — тем лучше будет вам. Отныне и всегда да пребудет так!
Хлопок в ладоши вызвал подкарауливавших служанок:
— Омыть!
Обняв за плечи, соискательниц повели в коридор, которым сюда являлся я. В теплый бассейн, надо думать.
— Что значит этот обряд? — осведомился я.
Стопы облизавшего губы Фриста степенно направились ко мне.
— Возведение в равность.
Это я и так слышал. Общий смысл улавливался: инициализация, прощание с детством. Ну, нет подробностей, значит, нет.
— А что им давали пить?
— Святой напиток.
— У него есть другое название? Пиво, вино, водка, спирт, самогон…
— Остановись! — Взгляд Фриста заметался. — Никогда не смей читать заклинания в моем присутствии!
Что ж, примем к сведению сказанное и отмеченное по этому поводу в уме.
Хлопок в ладоши призвал новую тройку служанок. О, как. Сколько же их всего?
Следуя неуловимому знаку, служанки умчались. Через миг, заметив, что властитель стоит теперь у оконного проема и перемещаться не собирается, прямо на каменный подоконник нанесли всевозможной снеди. Фуршет, так сказать.
— Не стесняйся. — Фрист указал мне на еду, сам привычно начав с фруктов.
— Зачем нужно разделение на две части? — спросил я между жеванием.
Посланный властителем огрызок полетел в окно. Фу, как некультурно. А если кому на голову? Начальству можно все? На фиг такое начальство. Власть должна подавать пример или идти на фиг. ИМХО.
— Ты о заборе? Так заведено испокон веков.
— От кого охраняете?
— От самих людей, предохраняя от греха. Гляди.
С семейной стороны, как я ее обозвал, к воротам вышел мужчина. Несколько слов часовому, и засов сдвинулся, пропустив и сразу закрывшись сзади. Перейдя мост, мужчина постучатся в другие ворота. Сообщенную подошедшему охраннику причину признали уважительной, человека пропустили. На земле часовой сделал пометку.
— Когда вернется, отметку сотрут. Во всем должен быть порядок. Нет порядка — нет племени. Только ровзы нарушают привычное течение жизни.
— Слово ровз что-то означает?
— Пришелец из другого мира. Не человек.
— В смысле — зверь?
— Типа того, — лукаво согласился старик.
— Но могут прийти и люди.
— До сих пор не приходили. А придут — я пойму, что не ровзы.
— Как?
— Хочешь узнать, как меня переубедить? — Правитель долины кашляюще рассмеялся. — Не выйдет. Все доказательства против тебя. Смирись.
Только тем и занимаюсь.
Мой взгляд нерешительно пошарил по сторонам.
— Где у вас тут… удобства?
Фрист понял.
— Отведите.
Как стража сообразила, куда меня вести, и как услышала, если глухая, не знаю, но сопроводила именно в нужное место. Сверху в тесном помещеньице шумно поухивало пробитое в камне отверстие вентиляции — узкое, непролазное. Последнее я отметил на всякий случай. На полу лежал деревянный щит, оказавшийся крышкой. Под ним зияла яма… нет, дыра в какие-то нижние помещения. Иначе откуда там свет и мощный приток воздуха?
Размеры дыры не позволяли пролезть в нее, разрешая делать лишь то, зачем явился. Я и сделал. Надеюсь, никто в нижнем ярусе в обиде не будет.
На возвышении на уровне пояса стояли глиняные горшки с водой. Я машинально воспользовался, сполоснув руки. Надо же, была у меня когда-то такая привычка.
По возвращении я застал Фриста у центрального окна, подзорная труба глядела на озеро, по лицу правителя блуждала улыбка. На меня — ноль внимания.