Книга вторая. Как я был волком

И он сбежал. Позорно виляя и вскидываясь. Забился в свой прежний угол, не борясь и не возражая.

Фильм Томиного восприятия пошел трещинами. Замелькали неправильно смонтированные кадры, и реалии прорвались сквозь заманчивые образы, унесшие в соблазнительное небытие.

— Вот пущай он, паразит, по морям и егозит, нам с тобою эту харю больше видеть не грозит, — отчего-то вспомнил я Леонида Филатова.

С намеком. Что больше не потерплю.

Растерянно-моргающая, отводящая взор девушка сжалась в клубок. Потом шумно выдохнула и вдруг с уморительной укоризной процитировала оттуда же:

— Ну, случайно, ну, шутя, сбилась с верного путя. Дак ведь я — дитя природы, пусть дурное, но — дитя!

Не в бровь, а в глаз. Даже — не в глаз, а в мозг. Браво, первая валторна.

— А полезешь на рожон — выну саблю из ножон! — тут же откликнулся я. — Ты хотя мне и подруга, а порядок быть должон.

— Сдаюсь. Спорить с тобой — все равно, что играть на скрипке в присутствии Страдивари.

— Вот и не спорь, — разрешил я. — Кстати, ты, наверное, имела в виду Паганини.

— Какая разница.

Ну-ну.

Грустно помолчали. Тома перебирала пальцами, ее глаза, остановившись, глядели, не видя. Сердце бурно билось, переживая недавнее.

— Не обижайся на меня, — покаялся я. — Не могу по-другому. Это… неправильно.

Томины пальцы нащупали мои и крепко сжали.

— Это ты не обижайся. Я… словно не я. Не знаю, что на меня нашло.

— Еще недавно ты была почти влюблена в Шурика, — сказал я, вновь склонившись к пылающему трепещущему ушку.

— Почти не считается.

— Значит, сейчас — не почти?

Ее бровки хмуро сдвинулись:

— Сейчас другое.

— Гормоны, — примирительно сказал я, найдя слово для этого «другого».

Тома съежилась. Промолчала.

Больше не сказали ни слова.

Глава 8

Несколько дней мы жили как в бреду. Отъедались поздними ягодами и корнеплодами. Худые как спички, с выпирающими ребрами, набрасывались на любую пищу, которая не успевала убежать, хрустели странной мелкой саранчой, чавкали дождевыми червями. Кто сказал, что это невкусно?! Вас бы в гости к людоедам. Или предпочитаете сырое сердце, дергающееся в руке как только что пойманная рыбка?

Прошло очередное полнолуние. По моим расчетам, наступил ноябрь. Тома присмирела, на Смотрика глядела уничижительно, если вообще глядела. Тот делал робкие попытки приблизиться, но девушка их гордо пресекала. Хотя взгляд допускал возможность прощения. Был бы тот не настолько труслив…

Труслив? Больше подходит слово «осторожен». Когда припрет, от парня можно ждать любого сюрприза.

В далекие походы стая пока не ходила, достаточно уставала в ближних. Более теплый климат давал о себе знать: ни зелень с деревьев не облетала, ни трава не желтела. Сквозь старую, пожухшую, упорно лезла молодая. Плоды на деревьях тоже не кончались, менялись только их виды. Одно отходило, наступал сезон другого.

Очередной ночью я крепко спал, как вдруг:

— Гав!

— Рр!

— Рр?

— Ррр!

— Гррр!

Не задумываясь, мозг перевел разговор:

«Приглашение».

«Отрицание».

«Удивление».

«Повторное отрицание».

«Угроза».

Ухо давно привыкло ко всем звукам стаи, от храпа до кашля, от детского всхлипа до воплей роженицы. Эти заставили тело подскочить на месте: второй голос принадлежал Томе.

Живчик подловил в одиночестве вышедшую наружу Тому. Дозорный не в счет, ему нет дела до дел других. Как я услышал внутри пещеры?! Но ведь услышал. Мухой метнулся наружу. От задетого сталагмита пошел гул. Во второй я просто врезался на развороте, вызвав неудовольствие спящих. Хорошо, что никто не лежал на дороге, наступил бы, не раздумывая.

Снаружи молодой самец надвигался на девушку, зажимая к скале. Оба на четвереньках, нос к носу, глаза в глаза. Только Живчик в полтора раза крупнее. Тома пятилась. Огрызалась. Скалилась. Делала зверское лицо. Он не реагировал, продолжая теснить дальше. Через миг Томины ягодицы врезались в каменную преграду. Спина поднялась, распластываясь и вжимаясь в шероховатый холод. Руки испуганно раскинулись, ладони принялись шарить по отвесному склону, словно ища дверь. Дверь в другой мир? Я бы не отказался. Но в горе дверей нет.

Поняв, что птичка не улетит, Живчик спокойно опустился перед ней на корточки. Круговое движение мускулистыми плечами расправило их как крылья. Грудь красиво вздулась. Колени раздвинулись пошире, демонстрируя девушке мужскую стать. Томины глаза со все возрастающим испугом косились туда.

— Ррр? — сально пророкотал Живчик, не отрывая порочно-хищного взгляда питона, который закручивается вокруг добычи.

Я выскочил сзади, принимая боевую стойку: ноги напружинились, грудь опустилась до земли, так, что расправленные локти оказались выше лопаток.

Томин взор метался с упорного кавалера на меня и обратно.

— Ррр! — донесся до возбужденного самца очередной отказ.

— Рррр?! — недоумевающе взмолился Живчик в последнем «Но почему?!».

— Гррр! — откликнулся я.

«Вот почему!»