Книга вторая. Как я был волком

Сыто рыгавшая стая, только что отзавтракавшая остатками пиршества, с удивлением глядела, как мы с Томой закидывали в себя все съедобное, не связанное с сырым мясом, что только встречалось по дороге: жирные листья, ягодки, чудесных хрустящих насекомых. Вожак не возражал против явного самоуправства. На сытый желудок ему было лень лишний раз рыкнуть, не то, что куда-то тащиться и кого-то наказывать. К тому же, мы плохо выглядели, а больные члены стаи плохие бойцы.

Едва шумевший предгорный лес принял нас в свое чрево, стая тревожно зашевелилась, что-то учуяв. Замерли. Вожак отправил вперед разведчика.

Через пару минут тот возвестил свое возвращение радостным криком:

— Ррряв!

Со всех ног стая рванула вперед. Тома держалась меня, Смотрик держался ее, я следил за ними и за окрестностями: вдруг представится шанс слинять в человечий мир?

Но вожак следил за всеми. Шанса не было.

Зрелище открылось не для слабонервных. Поле брани. Множество убитых: войники, бойники, рыкцари, еще непонятно кто. Все вперемешку. Нет, рыкцари больше с краев.

Разбойничьих трупов не в пример меньше. Они напали, отряд какой-то цариссы защищался, сколько мог. Но гнук, он же наш лук, скорострельнее и дальнобойнее копья. Оставшиеся в живых ушли, прихватив трофеи — оружие и доспехи, а выжить повезло немногим, потому что брошенного оружия много.

Стая с людоедским наслаждением принялась рвать свежее мясо, до которого не успели добраться волки, трепещущие потроха вынимались и съедались на ходу. Мерзко, противно, отвратно. Рвотные позывы заставляли не смотреть на пирующих человекоподобных зверей. В данном случае совсем не человекоподобных.

Мой взгляд горько скользил по разбросанному оружию. Если б был хоть маленький шанс…

Едва рука потянулась к металлу, последовал рык вожака, что успевал и жрать, и контролировать.

Тому тошнило, лицо зарылось в обхваченные руками колени, спина дергалась. Девушку не трогали. Конкуренция. Если кто-то не ест, остальным больше достанется.

Насытившись, людоеды принялись набирать мяса впрок. Сначала меня, затем Тому кто-то толкнул, призывая заняться делом. Наконец, просто сунули в руки по обтекающему кровью куску, чтоб несли, и оставили в покое.

Мой взгляд упал на один труп, чем-то заинтересовавший. Тем, что в очень знакомых цветах поддоспешных тканей, и тем, что… не труп.

Еще живой человек дышал. Неслышно, медленно, что и спасло от кровожадной стаи. Я зашептал в ухо:

— Вы Варфоломеины?

— Ничего не скажу, чертов выродок, хоть живьем меня ешь. — Хрипящий голос едва пробивался из пронзенной груди.

Хорошо, что сил у бойца не было, иначе мне пришлось бы худо.

— Дурак. Где ты видел говорящего зверя? — шепнул я, быстро осмотрев умирающего. Впрочем, не будем спешить с выводами. — У тебя не сильное ранение. Отлежись. Прикинься мертвым, я прикрою от этих. — Мой подбородок указал на человолков. — Если крови потерял не много, жить будешь. Доберешься до башни, передай царевне Зарине…

— Царисса…

— Слушай, что говорю. Не цариссе, а царевне Зарине. Что ангелы живы. И заколдованный принц тоже. Запомнил?

— Царисса Варфоломея… — донесся хрип, — и ее семья… погибла.

У меня похолодела спина.

— А царевна?!

— Варфоломею выманили из башни. Отряд разгромлен, башня в руках отступников. Всех убили.

— Всех?!

Холодный пот покрыл лоб. Зарина. Зариночка. Зорька.

— Мы были в деревне. Несколько человек. Узнав, что возвращаться некуда, примкнули к Евпраксии. Долго оборонялись. Но сборный отряд не выстоял против орды рыкцарей с гнуками…

— Гррр! — грозно раздалось в мою сторону.

В мозгу било: Зарина!

Мертва? Не хотел верить. Отказывался верить. Войник не видел. Он так думает. Ему так сказали.

Но в мозгу по-прежнему стучало кузнечным молотом: Зарина мертва. Мое взошедшее ненадолго солнышко. Чудесный солнечный зайчик. Маленькая принцесса. Добрая, верная, почти родная.

— Что случилось? — спросила Тома, пристраиваясь рядом и находя губами ухо. — На тебе лица нет.

— На мне уже четыре месяца морда.

Я быстро пересказал услышанное.

— Тебе нравилась Зарина? — догадалась Тома.

Я молча перебирал тремя конечностями, прижимая к груди здоровый кус мяса. С него капало кровью. Словно из моего сердца.

Тома не успокаивалась:

— Если ты знаешь, каково жить без любимого… почему мешаешь мне?

— Не путай божий дар с яичницей. И не надо об этом сейчас.

Я отстранился. Не хотел разговаривать. Никого не хотел видеть. Вообще ничего не хотел.

Только по возвращении в пещеру ёкнувший желудок обиженно напомнил о себе. Стая ужинала мясом. Мои ягодки-кузнечики давно переварились и усвоились, если не сказать больше. Томины вышли еще на поле брани. Поэтому мы с Томой снова постились.

Чем дальше, тем хуже. Есть хотелось страшно. Подножная травка со склона не спасала. Вода больше не желала заменять еду. Человолки наслаждались мясом, мы с Томой мучились. С наступлением темноты спать легли как прежде — со мной в середине, других конфигураций я больше не допускал.