– Но что, если ты просто обычный человек? В смысле, ребенок, например? Не поэт, не революционер и не… – Он по привычке сделал паузу, но, как ни странно, никаких сигналов тревоги в голове не прозвучало, и он продолжил, на сей раз, слова полились сами собой, стоило открыть рот: – Я хочу сказать, что тоже слышу голоса, но я не являюсь никем из перечисленных. Я просто сумасшедший.
– Вздор! – фыркнул Славой. – Откуда ты знаешь? Ты когда-нибудь пробовал сочинять стихи? Задумывался над философскими вопросами? Пытался возглавить революцию?
– Нет.
– Ну, вот! Ты не знаешь этого про себя, потому что никогда не пробовал – поэтому я предлагаю тебе попробовать немедленно. Давай начнем с малого. Начни с коротенького стихотворения, или простого философского вопроса, или малюсенькой революции. Нет, погоди, эта страна пока еще не готова к революции. Отложим революцию на потом.
Бенни взглянул на Алеф. Глаза ее были закрыты, но он знал, что она слушает.
– Я не понимаю, – сказал он. – Что нужно сделать?
– Сочини стихотворение! – сказал старик. – Сформулируй философский вопрос! И если окажется, что ты не в состоянии сделать ни того, ни другого, тогда мы сможем сделать вывод, что ты действительно сумасшедший.
Бенни уставился на свои шнурки. Вопрос вроде бы проще, чем стихотворение, но в чем разница между философским вопросом и обыкновенным? Он вспомнил о стихах, которые раньше составлял на холодильнике магнитиками, но их теперь нельзя было трогать. Когда он был маленьким, мама часто читала ему детские стишки. Они вообще считаются стихами? Они больше похожи на песенки без музыки, и иногда они помогали Бенни успокоиться. «Эй, Диддл-Диддл». Хороший стишок. И «Гикори, Дикори Док». А вот еще «Кто убил петушка Робина?»[48]
– Итак? – нарушил молчание Славой. – Есть что-нибудь?
«Кто убил петушка Робина?» Это вопрос, но он не похож на философский.
– Я не знаю ни одного вопроса, – сказал Бенни, затем вспомнил ответ.
– Ба! – сказал Бутылочник. – Это же свойство нашей человеческой природы – задавать вопросы. Например, ты спросил меня, слышу ли я голоса. Почему ты спросил?
– Потому что я иногда кое-что слышу. И я хотел знать, слышат ли эти голоса другие люди.
– И что с того, если другие тоже слышат? Что это доказало бы?
Бенни снова потряс головой, пытаясь остановить рифмовку.
– Это доказало бы, что голоса реальны. Что я не галлюцинирую, не вру и не выдумываю всякую чушь.
– И что с того, что голоса реальны, а не твоя выдумка?
Все было бесполезно: рифмовка только разошлась и была полна решимости дойти до конца. Бенни заговорил громче:
– Это означало бы, что у меня нет психического расстройства! Что я не сумасшедший!
– Значит, если голоса «реальны», то ты не сумасшедший? – продолжал допытываться Славой, тоже повысив голос.
– Да! – закричал Бенни. – Это же очевидно!
– Итак, очевидно, для начала ты должен определить, что такое «реальный»! – закричал и Бутылочник, но и рифмовка тоже завопила.
Это было уже слишком.
– Но в этом-то вся и ПРОБЛЕМА! – заорал Бенни, зажимая уши руками. – Я не знаю, что реально, а что нет!
– Да! – воскликнул старик. – Именно! Вот ты и сформулировал свой вопрос!
Рифмовка умолкла. Бенни поднял голову и прислушался. Он оглянулся, пытаясь понять, не прячется ли она еще где-нибудь, но нигде вокруг не осталось ни кусочка рифмовки, ни протяжных слов, ни даже шепота. Он повернулся к старому бродяге: у того на лице зияла широкая щербатая улыбка.
– Да?
– Ну конечно! – сказал Бутылочник – Хороший вопрос. Очень философский.
– И что это за вопрос?
– «Что реально, а что нет?»
– Но я же сказал:
– Конечно, не знаешь! Именно поэтому вопрос получился превосходный. – Старик взял бутылку, отвинтил крышку и разлил водку по стаканам. – Теперь нужно выпить за твой вопрос, а потом ты пойдешь домой и поразмыслишь о природе реальности, и когда найдешь ответ, можешь вернуться и поведать мне об этом.
Он протянул Бенни стакан с надписью «Алоха».
– За реальность!
Тогда Алеф встала из-за стола.
– Славой, хватит, – сказала она и повернулась к Бенни. – Он пьян. Пошли.