Книга 19. Претворение Идеи (старое издание)

Письмо четвертое, в котором придется нам с тобой изрядно натрудить шею, задирая голову, так как речь идет в нем все о предметах высоких, да и не предметы это вовсе, а вопросы сплошные, а впрочем, давай по порядку…

Здравствуй, читатель. Предварим-ка мы все это дело эпиграфом, от которого и начнем плясать:

«Каббала – это наука о постижении высшего, духовного мира, из которого нисходит все в наш мир».

Ну вот, уже тьма вопросов. Почему это если духовный – то непременно «высший»? Чем он выше? Кого он выше, наконец? И вообще, почему «взлет» – это хорошо, а «паде„ние» – плохо? Почему, говоря о вещах «высоких», возводим очи горе? Рассмотрим-ка это дело теоретически. Вот так, например.

Почему это мы дали Творцу место где-то вверху и непременно подозрительно напряжемся и отодвинемся от типа, который, говоря о Нем, покажет вдруг вниз или вбок куда-то? Почему? Нет, ну действительно, почему, говоря о Нем, мы поднимаем многозначительный палец к потолку нашей съемной квартиры, хотя точно знаем, что там уж никак не Он, а сосед прибацаный сидит и тупо смотрит в экран своей «Тошибы»? И даже если мы имеем в виду какое-то место, что выше этого балбеса и выше того жмота, что живет над ним, и выше них всех, выше крыши и тучи дыма с промзоны, то есть небо, то на какое такое «небо» укажет житель пресловутой Австралии? Он же тычет несомненно в другую сторону! И куда, интересно знать, укажет космонавт на орбитальной станции, в пылу богословского спора с напарником плавая по отсеку вокруг вытащенной из заначки фляжки с коньяком? Ведь он же сам уже на небе! Вопросы, вопросы…

И вообще, что такое «небо»? Это что, то самое место, на которое мы взглядываем недовольно и подозрительно, бурча: «Хорошо, что коровы не летают…» и отирая плечо рубашки? Непонятно…

Почему донкихоты и тили – высокие идеалисты, а ламы и санчи – приземленные? И если Он вверху, то кто занимается низом?

Высокий штиль, высокая поэзия, высокие достижения, выше знамя социалистического соревнования, и: низкий человек, низменные пристрастия, «какая низость! – не заплатить за шаот носафот, хотя клялся, подлец, что заплатит»… И ведь подлый, а не надлый… И даже мысли летучие бывают возвышенные и низменные. И даже страсти кипучие бывают высокие и низкие. И даже то единственное, которое хоть и можно его вытрясти из человека, но потом это – ни в руки не взять, ни к делу подшить, последнее, что каждый готов отдать, продать и заложить, души, ну уж совершенно нематериальная суб„станция, – и те бывают низкими и высокими! Это все. Дальше ехать некуда…

А Он – все мы знаем – один, и Он – все мы считаем – где-то там, выше всех и вся… Непонятно…

Ну что ж, читатель, с теоретическим подходом у нас отношения как-то не сложились, он ушел, оставив нас в интересном положении с бременем неразрешенных вопросов. Что ж, обратимся к практике, авось она, матушка, поможет нам разрешиться благополучно ответом. Пока шевелится что-то внутри.

Одессит Ленька Бубновский, сачок из метеороты, про ихнего старлея-коротышку рассказывал: «Стоит это перед ротой на построении – так же ж не просто стоит, обязательно он на этой корявой дорожке перед казармой выберет место повыше, хоть кирпич какой торчащий, – и на нем и устроится, чтобы повыше казаться». А ведь действительно, читатель, поглядеть на кого-то, кто представляет себя великим – большим, благородным, влиятельным, могущим, – он тебе и брови подымает, и подбородок, грудь воздымает и чуть ли не на цыпочки тебе становится. Вот. А глянь-ка на другого кого, кто получить хочет, просит чего-то там у человека ли, у Небес, – все-то он старается пониже казаться и поменьше, кланяется, пригибается… А ну, давай-ка разовьем эту тему, так как в этом месте клубка наших вопросов и кроется, как мне кажется, кончик ниточки ответов.

Так вот. Все это, конечно, картины проклятого прошлого. Все они сметены на свалку истории достижениями демократии, профсоюзной борьбы и социальной психологии. Сейчас уже не принято, встретив барина поутру, бить, например, челом. Не нужно уже ломать шапку и кланяться земно. Но и сейчас, когда можно, взглянув ему в глаза, по-простому: «Доброе утро, Петр Иваныч, ну как вчера на корте?» или «Хай, Шмулик, ма шломха…» или «Хэлло, Брэд!», ощущение, что он – твой начальник, а ты – защищенный правами и льготами его подчиненный, не проходит.