— Думаю, что дня через три после пирка с боярами Ратьша проверит, какова выучка у дружины моей. Силу, ловкость, сноровку в ратном деле, да в стрельбе из лука, да на мечах, так что воям скажи, пусть готовятся. Этому же, — Константин указал на Миньку, — к завтрашнему вечеру приготовь пятерых обельных холопов и телег штуки три, не менее. Да припасов побольше, дней на двадцать, а лучше на месяц. Ну и бронь со всем прочим не помешает. Дружинников я сам ему подберу.
Епифан недоверчиво покосился на изобретателя.
— Малец вовсе. Кто его слушать будет? — усомнился он.
— Найди послушных. Да скажи, что коль они все будут делать в точности так, как велит этот малец, и ежели он все, что надо, сыщет, то через полгода волю всем дам.
— Эдак ты вовсе без людишек останешься, — возразил Епифан. — Негоже так-то.
— А сколько их ныне у нас? — осведомился князь.
— При дворе с десяток, да в полях еще десятка три спину гнут.
— А кто они такие — половцы или кто еще? Я что-то запамятовал.
— Да какие там половцы, — махнул рукой Епифан, после чего, недоверчиво взглянув на князя, спросил: — Или впрямь не помнишь? Опять?
— Точно, — подтвердил Константин и, дабы окончательно убедить в этом Епифана, принялся, болезненно морщась, растирать пальцами виски.
— Эко скрутило, — сокрушенно вздохнул стременной и, вспомнив вопрос князя, усмехнулся в бороду: — Наши холопы, рязанские.
— Это как же? — опешил от неожиданности Константин.
— Так, — пожал плечами Епифан. — Их тебе князь Глеб отдал, как твою долю.
— Какую долю? — вновь не понял князь.
— Ну когда позапрошлым летом ты да князь Глеб с пронским князем свару учинили. Три сельца пограбили, посады у Пронска пожгли — тогда и холопов заимели. Поначалу больше было, да ты их по боярам своим раздал.
— Вот как… — протянул Константин, не зная, что тут еще сказать.
Конечно, знал он и про смердов, и про холопов, в том числе обельных, или полных, но впервые услышал, что таковых и у него самого немалое количество, да еще каких рабов — из своих же рязанских мужиков.
Это ведь только с одной стороны дело обычное. В конце концов, есть установленный порядок, согласно которому победитель получает в качестве добычи не только серебро, имущество и скот побежденного, но и его людей, а уж в каком качестве…
Но с другой — он сразу же краем глаза подметил, как недовольно нахмурился Славка, как презрительно усмехнулся Минька — вот, мол, она какая, власть-то княжеская.
Вот и сделай их после этого своими единомышленниками. Замучаешься растолковывать, что не нами введено, поэтому не нами и…
Нет уж, проще поступить иначе.
— Тогда скажи им так. Тот, кто пожелает идти с мальцом и вернется назад, исполнив все честь по чести, через год уедет отсюда домой вольным человеком и на коне, — медленно произнес Константин, взвешивая каждое слово, и в конце речи краем глаза заметил, как просветлели лица обоих, а Минька и вовсе заулыбался.
— Так остальные все заволнуются, — глухо произнес Епифан, и по его лицу, надежно укрытому черной бородой, нельзя было узнать, как он сам отнесся к этой новости.
— Им тоже волю пожалую, едва только этих отпущу.
— Ежели людишки домой возвернутся, немало свечей в церкви за твое здравие возгорится, княже, — вновь так же глухо произнес Епифан. — А дозволь узнать, с боярскими холопами как будет?
— Это не мое дело, боярское, — вздохнул Константин. — А то получится: правой рукой дадено, а левой назад взято. — И снова вскользь отметил, как омрачились лица бывших жителей двадцатого века.
— И моя сестрица тоже останется? Ты ж обещал, княже. Одна она у меня и осталась на всем белом свете, никого более нет. — Голос Епифана звучал уныло и безнадежно, и Константин скорее догадался, нежели увидел, что тот посильнее сжимает дрожащие губы, дабы не увидел князь, не разглядел чего под бородой.
Лица стоящих у двери Миньки со Славкой еще больше вытянулись.
— Прости, княже, что не сдержался, на людях к тебе с просьбой дерзкой посмел обратиться, но мне сегодня человечек верный доподлинно сказывал, что на нее Митрошка, сынок боярский, уже губы свои слюнявые облизывает. У холопки, вестимо, заступы нет. — И он вновь выжидательно уставился на князя.
— Сейчас иди, — кашлянул Константин. — Я тут им пока наказ дам, а потом тобой займусь. Не боись, — он ободряюще подмигнул Епифану, — что-нибудь да надумаем.
— Ага-ага, — закивал стременной и уже на выходе низко поклонился: — Благодарствую, княже.
Едва он ушел, как к столу подскочил Минька:
— Видал, какие дела творятся? Не-эт, тут без революции никак не обойтись. Всех вас под одну гребенку драть надо! — И он с силой хряпнул детским кулачком по дубовой столешнице.
— И меня тоже? — грустно усмехнулся Константин.
— А ты чем лучше других? Всего ничего княжишь, а уже во вкус вошел. Небось от власти отрекаться не собираешься?