Княжья доля

— Ну, согласно Русской Правде, за каждое увечье надо платить пеню. Либо тебе, либо мне, если я тебя хочу взять в свою дружину.

— А ты хочешь?

— Спрашиваешь еще, — усмехнулся Константин. — Мы теперь с тобой друзья по несчастью. Стало быть, сам бог велел воедино держаться. Ну что, встали?

— Погоди-погоди, а откуда ты все это знаешь-то? — засомневался вдруг Вячеслав.

— Про что именно? — не понял Костя.

— Ну про пеню там, про сруб, ой, то есть поруб, — пояснил он.

— Так я ведь до того, как сюда попасть, учителем истории работал.

— Ну тогда тебе легче, — уважительно заметил Вячеслав и грустно добавил: — А я офицер. Капитан. Спецназ внутренних войск. Слыхал про краповые береты? — Он усмехнулся и подытожил: — Вот только, кроме войны, ни черта не умею.

— Ну и отлично, — ободрил его Константин. — Тебе в моей дружине самое место.

Дыкин вздохнул:

— Да какая здесь война-то? Ни автоматов, ни гранат. Одни мечи да луки. А меня стрелять из них никто не учил. Да и на лошади я если и скакал пару раз, так и то в детстве, когда в пионерлагере был.

— Ерунда, — заверил его новоявленный товарищ по несчастью. — Главное — это командирские способности. Дисциплинку подтянуть опять же не мешает. Нам с тобой большие дела вскорости предстоят. Битву на Калке в школе проходил?

— Ну?

— Вот тебе и «ну». Она через семь лет будет. Так что всем попотеть придется. Пошли?

— Погоди-погоди, — опять остановил его Вячеслав. — Так ты что, целых семь лет здесь торчать собрался?

Ответом было неопределенное пожатие плечами.

— Кто знает, может, и больше. Я вообще-то на всю жизнь уже настроился. Так, на всякий случай. Да и тебе советую, чтоб потом не разочаровываться. Знаешь, есть такая хорошая пословица: надейся на лучшее, а готовься к худшему.

— Значит, на всю жизнь? — посуровел Дыкин.

— Да не знаю я ничего. Просто настроиться советую. Пока хотя бы лет на семь. До Калки. Знаешь, уж больно жалко мне наших предков. Глядишь, если б татарам сразу зубы пересчитали, может, и нашествия никакого бы потом не было.

Бывший капитан слегка оживился:

— Ну если так, то тогда мы и впрямь здесь нужны. Слушай, а может, нас специально для этого сюда и закинули?

— Для чего для этого? — вновь не понял Константин.

— Ну чтобы битву эту выиграть.

— Может быть, — не стал спорить он с Вячеславом и заторопил: — Все, встаем, а то меня народ уже заждался. Значит, как договорились — голова понурая, меня называешь князем, и вообще молчи больше, а то твои словечки из двадцатого века тут всех в шок вгонят.

— Тебе легко, — огрызнулся тот беззлобно. — Ты историк. Небось с первого же дня освоился. А я по-ихнему только из «Иван Васильевич меняет профессию» помню. Лепота да еще аки-паки. Вот и все.

— Ничего, освоишься, — успокаивающе бросил Костя уже на ходу к возку, который Епифан тут же направил навстречу.

Все остальное прошло как нельзя лучше. После разноса, устроенного тиуну, тот как-то сразу присмирел и лишь поглядывал на князя умоляющими глазками — только бы не уволил.

Порадовала Константина и Доброгнева, сообщившая, что рука в полном порядке, только вправлять пришлось, что она уже сделала.

— Ты уж построже с ним, — не преминул еще раз напомнить Вячеслав.

Чего-чего, а уж на это, так сказать, по заявкам добровольного представителя робких тружеников средневекового села, Константин не поскупился, свирепо рыча на своего наместника чуть ли не целый час.

Под конец тиун, окончательно придавленный гнетом тяжких обвинений — мужики-то, видя такое дело, тоже подписались и наговорили про него достаточно гадостей, причем серьезных, — в глубине души уже начал всерьез размышлять, сразу ему повеситься или подождать, пока князь лично не удавит.

Но Константин, решив передохнуть, заверил всех, что завтра вынесет свое окончательное княжеское решение, а сейчас пусть этот прощелыга ведет в дом да угощает чем бог послал.

А послал тиуну бог в тот день не только речных даров, то бишь свежей рыбы, но и хмельных медов в превеликом изобилии, а также смуглого, с поджаристой хрустящей корочкой молоденького поросеночка с хреном.

Вдобавок к этому основному блюду на столе красовалась куча всевозможных домашних яств, включая аппетитно хрустящие огурчики — прошлогодний засол, но все равно вкуснющие, духмяные грибочки, сало в розовых прожилках, какие-то соленья и копчености, тающие во рту, словом, ничем не хуже, нежели у боярина Онуфрия накануне в Ольгове.

Единственное, чем существенно отличался дом тиуна от боярского, так это габаритами. У Онуфрия двухэтажный, а здесь хоть и большой, но пока без надстройки. Трапезная, где они пировали, тоже была малость поменьше, да и лишние опочивальни отсутствовали.

С грехом пополам нашли одну комнатушку для князя и еще одну для Доброгневы и Марфуши, а дружинников изрядно выпивший Вячеслав, родная душа, отвел в свою лачугу, после чего вернулся.

Епифан все порывался завалиться на пол прямо у порога горницы, но Константин — куда деваться — тонко намекнул, что собирается отправиться по девочкам и лишний видок[38] будет лишь изрядной помехой в этом щекотливом деле.