Княжья доля

— Да какая, к хренам, разница! — разбушевался не на шутку Минька. — Главное, что у всех морды в крови, а враг доволен, гад. У него войска сколько будет? — обратился он к Константину.

— На Калке — не знаю, зато потом Батый приведет тысяч сто с лишним конницы. Это по самым скромным прикидкам. В летописях вообще фигурирует триста тысяч, но у страха глаза велики, так что, скорее всего, число это надо изрядно подрубить. Хотя нам и его за глаза, особенно сейчас и учитывая то обстоятельство, что сила татар заключалась главным образом не в численности, а в хорошей выучке и суровой дисциплине войска, начиная от самого низа и заканчивая беспрекословным подчинением высшего эшелона — тысячников и темников — одному руководителю.

— Во! — Минька торжествующе и чуть ли не с радостью поднял палец. — Сто тысяч. А у нас?

— У Кости, как я понял из нашего вчерашнего разговора, всего несколько сотен. У остальных, скорее всего, примерно по столько же, — вступил в разговор молчавший до сих пор Славка, — так что даже если и смогут объединиться все князья в кучу, то наберут самое большое двадцать — тридцать тысяч. К тому же, насколько я помню историю, Рязани так никто и не помог. Да и остальные тоже все больше в одиночку гибли.

— Правильно говоришь, — кивнул одобрительно Костя. — Вот только у нас имеется один существенный плюсик. В отличие от пребывания тут, с татарами мы получим две попытки. Одна, так сказать, тренировочная, поскольку щадящая, а уж вторая — основная.

— Это как? — нахмурился Вячеслав.

— До Батыя у нас чуть больше двадцати лет, так? Но вначале будет Калка, а там у татаро-монголов выйдут с нами драться всего два тумена, то есть двадцать тысяч. И кстати, если душевно начистить им рожи, то они, испугавшись, могут больше вообще не прийти к нам. К тому же через двадцать лет мы сможем помимо всех дружин — если удастся объединить их — выставить еще сотню тысяч ополченцев.

— Как в Великую Отечественную, — иронически хмыкнул Славка. — Вообще-то бросать необученную толпу против профессионалов — дурно пахнет. Так тогда мы хоть количеством задавить могли, а сейчас и этого преимущества не будет.

— Так, может, стоит заняться в первую очередь как раз этим, то есть всех объединить да обучить мужиков, а не гранатами всякими дьявольскими, прости господи? — попытался возразить Николай.

— Это само собой, — кивнул Константин. — Как раз попытками объединения ты, отче, давя на все церковные рычаги, и займешься. Слава же организует призывы молодежи, поскольку мужиков в годах дергать смысла нет — через двадцать лет нынешним тридцатилетним стукнет по полтиннику, а это по нынешним меркам старость. Однако и наши юные друзья правы, — развел руками он.

— Да почему?! — возмутился Николай.

— А потому, — вздохнул Константин, — что даже если и удастся нам собрать воедино все княжеские дружины, толку будет не очень много. Мало того что мы резко уступим Батыю в численности, так плюс еще полное отсутствие дисциплины. И вновь все повторится, как на Калке, где каждый князь оказался в одиночестве, потому что видел в главнокомандующих только себя, любимого, и уступать никому не собирался.

— А как же мужики, — вспомнил Николай. — Ты ведь только что…

— Речь шла только о моих, ожских, — перебил его Константин. — Ну плюс Ольгов и еще парочка городов, которые тоже подо мной, вот и все. Не разгонишься. Остальных ополченцев для учебы мне собирать никто из князей не позволит, а уж вести речь о том, чтобы передать их впоследствии под мое начало — тут и вовсе говорить не о чем. Зато если удастся внедрить все, что поведал нам тут наш юный Эдисон, то есть надежда хотя бы уравнять шансы.

— А дальше что? — трагическим шепотом вопросил Николай. — Ведь мысль на месте не стоит. Не успеем и глазом моргнуть, как и пистолеты с ружьями появятся. А там лет через сто, глядишь, и до автоматов с пулеметами дойдет. Еще через сотню лет «катюши», танки и в самом скором времени, пожалуйте, ядерная бомба. А сознанием-то люди и в двадцатом веке до атома не доросли.

— И что ты предлагаешь? Какой выход?

Константин был мягок и терпелив не потому, что твердо вознамерился переубедить Николая. Просто он помнил поговорку, которую для себя слегка перефразировал: «В споре не всегда рождается истина, но в дискуссии шансов на ее появление вдвое больше».

Именно поэтому он твердо вознамерился переубедить всех, чтобы «квартет пришельцев», как он окрестил свою четверку, придерживался выработанного плана действий не из-за того, что так повелевает князь, а потому, что признает его правильность.

К тому же в словах Николая действительно имелся здравый смысл. И впрямь не следовало бы блистать в Средневековье военными познаниями, двигать вперед семимильными шагами науку уничтожения, а не созидания.

Но Калка, но татары, но огромное полчище Батыя и истерзанная Русь под копытами монгольских коней — как с этим быть?